с сайта: http://liberea.gerodot.ru/a_hist/amazon01.htm

Т. A. Скрипник
Амазонки в античной традиции

"Известия Ростовского областного музея краеведения". Ростов-на-Дону, 1988 г. Вып. 5, стр. 29-39. Тираж 2000 экз.

Одной из самых древних и прекрасных легенд в античном мире была легенда о женщинах-воительницах - амазонках. Отражения этой легенды первоначально в греческой, а затем в римской литературе в виде пространных рассказов либо кратких упоминаний чрезвычайно многочисленны и разнообразны. Римские авторы, главным образом, повторяли сведения греков, не добавляя ничего нового в литературную амазонскую традицию, сложившуюся в Греции. В дальнейшем многие поколения исследователей обращались к прекрасной легенде. Античные сообщения об амазонках магически притягивали к себе живое внимание европейской средневековой мысли, а в новое время эта тема остается любимой и популярной не только среди специалистов, но и людей, далеких от науки. В результате воспоминаний путешественников, мореплавателей и исследований ученых по амазонской тематике на многих языках земного шара возникла обширная специальная литература, авторов которой, прежде всего, волновал вопрос о подлинности существования амазонок [1, № 2, с. 33-59; № 3, с. 3-32].

Многие исследователи отвечали на этот вопрос положительно вплоть до XX века, когда стало очевидным, что для полного разрешения этого вопроса и исчерпывающего истолкования исторического смысла амазонской традиции во всех ее вариантах необходимо привлечение не только античного материала, но и средневекового, не только литературного, но и всего многообразия этнографических и археологических данных о жизни народов Европы, Азии, Африки и Америки [1, № 3, с. 32]. На сегодняшний день такой работы нет.

Для нашей темы несомненный интерес представляет статья М. О. Косвена "Амазонки. История легенды", в которой автор довольно детально сумел проследить литературную амазонскую традицию, начиная с античности вплоть до нового времени, и выделил во всех существующих античных версиях об амазонках основные варианты: один говорит о народе, состоящем исключительно из женщин; другой - о таком народе, у которого женщинам принадлежит господство, в особенности в военном деле, мужчины же находятся в подчиненном положении; третий вариант следует связать с многочисленными этнографическими сведениями о том, что у того или иного народа женщины участвуют в военных действиях, не уступая в этом отношении мужчинам [1, № 2, с. 40-41].

В первом варианте этой традиции больше мифического, чем реального, во втором варианте миф и реальность уживаются вместе, в третьем - реальное, несомненно, преобладает.

В настоящей статье, предлагаемой вниманию читателей, сделана попытка найти реальную историческую основу возникновения и долгого существования в античном мире легенд об амазонках, особое внимание при этом уделяется сообщениям греческих авторов об амазонках, обитавших на землях савроматов (сарматов) в Северном Причерноморье, Подонье-Приазовье.

Амазонки. Кто же они? Что сообщает о них античная традиция? Каков их быт, особенности образа жизни?

Впервые термин "амазонки" встречается в древнегреческом эпосе, который говорит о воинственных женщинах-амазонках, живущих в Скифии, дочерях бога войны - неистового Ареса и его жены, вечно юной и ветреной богини красоты и любви Афродиты. Эпос называет амазонок "αντίανείραι", что значит "равные мужам", "противные мужам" или "мужененавистницы" (Гомер. Илиада. Сколии 6, 186, 2, 3, 189). Здесь же "амазонка" переводится как лишенная груди с целью стрельбы из лука, "безгрудая" (Гомер. Илиада. Сколии 3, 189). В Объяснении к "Илиаде" Гомера - несколько иная трактовка этого термина: "амазонки - значит жавшие в поясах, так как они жали и косили вооруженные, надевая пояса" (Евстафии. Объяснения к "Илиаде" Гомера, 3, 189).

Античные авторы, упоминая или рассказывая об амазонках, использовали ту или иную трактовку этого термина.

Классическим местом локализации амазонок в античной литературе являлась река Термодонт (современная Терме-Чай) в Малой Азии. Вероятно, этот факт можно объяснить тем, что у малоазиатских племен - карийцев, индийцев, ликийцев, фракийцев в период их контакта с греками женщина занимала довольно высокое и почетное место в обществе, обусловленное сохранением в социальном строе этих племен матриархальных черт [2, с. 279].

У греков существовала версия о пребывании амазонок и в Северной Африке. "Эти амазонки самые древние, однако исчезнувшие за много лет до Троянской войны, причем совершенно исчезла и память о них", сообщает Дионисий Скитобрахион (середина II в. до н. э.), рассказ которого дошел до нас в передаче Диодора Сицилийского (I в. до н. э.) (Диодор Сицилийский. Библиотека, 3, 52-55э). Эту версию затем лишь повторяли другие античные авторы.

Но наиболее ранние греческие авторы: Геродот (484-425 до и. э.), Псевдо-Гиппократ (470-356 до н. э.), Эфор (405-330 до и. э.) и другие, которые стремились к реальному освещению фактов и событий, - помещали амазонок на землях в округе Танаиса и Меотиды (Азовского моря), где жили родственные скифам по языку и культуре племена савроматов. Сюда же, на земли савроматов, античная традиция нередко переносила классическую амазонскую реку Термодонт и сказочную столицу воительниц Фемискиру.

Основания для этого были, поскольку греки могли наблюдать у савроматских женщин воинственность быта и образ жизни, напоминающий амазонский, что бросалось в глаза на общем фоне в целом патриархальной Восточной Европы и Азии. Именно это и явилось для античных авторов основанием связать савроматских женщин с амазонками.

Греческие писатели более позднего времени: Страбон (68 до и. э.-20 н. э.), Плутарх (50-125 н. э.) - локализовали амазонок на Кавказе - в Скифии1. Но если о малоазийских амазонках Страбон говорит как об исторической реальности, относительно кавказских амазонок он проявляет некоторый скептицизм, считая известия о них баснословными и неправдоподобными (Страбон. География, XI, 5, 1-4; XII, 3, 21-24; XII, 6, 8; Плутарх. Жизнь Помпея, XXXV).

Но и эти сообщения имеют под собой реальную почву, поскольку на Кавказе в настоящее время открыты погребения женщин-воительниц [3, с. 160-173; 4, с. 44, 46-50].

Остановимся несколько подробнее на характеристике быта амазонок, особенностях их образа жизни.

Все античные авторы, начиная с Геродота, которому принадлежит древнейший в греческой литературе рассказ об амазонках, отмечает как главнейшую черту их образа жизни участие в военных действиях (Геродот. История, 4, 110-116; Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24; Эфор. Схолии к Аполлонию Родосскому, фр. 103; Палефат "О невероятных рассказах", XXXIII; Страбон. География, XI, 5, 1-4, XII, 3, 21-24, XII, 6-8; Диодор Сицилийский. Библиотека, II. 44-46, III, 52-55, XVII, 77; Плутарх. Жизнь Помпея, XXXV; Флавий Арриан. Анабазис, VII, 4; Псевдо-Калисфен, III, 25-28 и др.).

Так, амазонки, жившие на реке Термодонт, были единственными из окружающих их народов, которые имели железное оружие и первые стали ездить верхом. Благодаря своим лошадям они догоняли бегущих врагов неожиданно для последних, сами же оставляли своих преследователей далеко позади, как рассказывал Лисий.

Амазонки были вооружены луком, топором и копьем (Страбон. География, XI, 5, 1-4, XII, 3, 21-24), имели щиты и котурны (Плутарх. Жизнь Помпея, XXXV). Из шкур диких зверей изготавливали себе шлемы, плащи, пояса (Страбон. География, XI, 5, 1-4, 3, 21-24).

Именно такими их знает античная традиция, донесшая до нас имена дев-воительниц, прекрасных цариц Ипполиты, Антиопы*, Фалестры, Пенфесилии, под предводительством которых амазонки совершали далекие военные походы, властвовали над многими народами, поработили своих соседей (Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46, XVII, 77; Страбон. География, XII, 8, 6).

Ливийские амазонки, по описанию Диодора Сицилийского (I в. до н. э.), под предводительством Мирины прошли Египет и Аравию, покорили всю Сирию, прошли в Малую Азию, где основали ряд городов и святилищ, назвав их своими именами: Мирина, Смирна, Мартезия, Отрера и другие). Мирина погибла с большей частью своего войска во Фракии. Оставшиеся амазонки вернулись в Ливию (Диодор Сицилийский. Библиотека, 52-55).

Нетрудно заметить, что в этом полумифическом рассказе Диодора присутствует реальная историческая основа. Несомненно, материалом для полулегендарных амазонских войск, описанных Диодором, послужили засвидетельствованные ассирийскими источниками и данными археологии реальные набеги в VII веке до н. э. киммерийцев и скифов на эгейские берега Малой Азии и Сирию.

О походах амазонок Северного Причерноморья в Грецию, Аттику сообщает аттический оратор Исократ (436-338 до н. э.), рассказ которого повторяет автор "Сравнительных жизнеописаний" Плутарх (Исократ. Панегирик, § 67-70, VI, 42, VII, 75, XII 193; Плутарх. Жизнь Помпея, XXXV). Война греков с амазонками завершилась битвой. Мужественные воительницы были разбиты, погибла и их предводительница - Антиона, для которой якобы в городе Мегаре была сооружена гробница. "Из пришедших ни одна не ушла назад, а остальные дома, вследствие нанесенного здесь поражения, лишились владычества", - пишет Исократ (Исократ. Указ. соч., § 70).

Несомненно, этот неудачный поход амазонок - не что иное, как мифологическое отображение похода Ксеркса в 480 г. до н. э. в Грецию в период греко-персидских войн, воспринимавшихся эллинами как война с азиатским миром, который олицетворяли легендарные амазонки.

Таким образом, в географии военных походов амазонок нашли отражение как наиболее ранние киммерийские и скифские в Малую Азию и Сирию, так и наиболее поздние (персидские в Грецию) реальные военные походы различных народов.

Очень интересно и весьма своеобразно складывались у амазонок отношения с мужчинами. Все античные авторы, упоминавшие или писавшие об амазонках, подчеркивают их свободное, независимое поведение, высокомерное отношение к мужчинам.

По одним сведениям, амазонки жили отдельно от мужчин, общаясь с ними раз в год с целью деторождения и продолжения славного рода амазонок (Страбон. География, IV, 4, 6, 3, 21-24; Юний Юстин. II, 1; Плутарх. Жизнь Помпея, XXXV). По сообщениям Диодора Сицилийского, они жили вместе. Но в то время как женщины совершали блистательные походы, мужчины находились в подчиненном положении, занимаясь домашним хозяйством и воспитанием детей (Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46, III, 52-55). Если амазонки жили отдельно от мужчин и имели только общих детей, то, как правило, девочек они оставляли у себя, а мальчиков отдавали отцам (Страбон. География, XII, 3, 21-24, XII, 6, 8). Если же они жили вместе, то обычно матери-амазонки калечили своих детей мужского пола (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24; Стефан Византийский. Описание племен. Амазонки; Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46) или убивали их тотчас по рождении (Юний Юстин, II, 1), чтобы воспрепятствовать их восстанию против женской власти.

Родившимся девочкам выжигали правую грудь, чтобы она не мешала при стрельбе из лука. При этом вся сила и живительные соки переходили в правое плечо, делая руку девушки-амазонки сильной, способной наносить сокрушительные удары по своим врагам (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24; Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46, III, 52-55; Страбон. География, XI, 5, 1-4, Юний Юстин, II, 1).

Все черты быта и образа жизни амазонок, пожалуй, лишь за исключением участия женщин в военных действиях, выглядят скорее легендарными и маловероятными, сообщения об амазонках выглядят так и для тех районов, где греки сами не бывали. Они черпали сведения для своих сочинений из полумифических рассказов и слухов-источников, не отличавшихся достоверностью, в которых за давностью лет реальных фактов сохранилось мало.

Но все же и эти полулегендарные рассказы об амазонках имеют реальную историко-этнографическую или культовую основу. Так, свобода амазонок в выборе отца для своего будущего ребенка - это не что иное, как отражение свободных половых отношений на одной из стадий группового брака, когда все женщины одного рода имели право на всех мужчин другого рода или наоборот.

Обычай калечить родившихся мальчиков может быть отражением реально существовавших в рабовладельческом обществе фактов нанесения увечья домашним рабам.

Что касается подчеркиваемого Псевдо-Гиппократом, Страбоном, Диодором Сицилийским, Помпеем Трогом (I в. до н. э.- I в. н. э.)2 обычая лишать девочек-амазонок правой груди и трактовки термина "амазонка" в античной традиции как "безгрудая", то это, видимо, отражение популярного у греков культа одной из древнейших богинь, прекрасной охотницы Артемиды, которой, по преданию, женщины приносили в дар, как символ плодородия, свои отрезанные груди. Поэтому сама Артемида изображалась как многогрудая богиня, которая своим молоком вскармливала все живое, охраняла мать во время рождения ребенка, делала роды благополучными.

Применительно к тем районам, где греки бывали лично (Северное Причерноморье, Подонье, Приазовье) и наблюдали особенности быта местных народов (савроматов), сведения об амазонках носят скорее реальный характер, чем мифологический, хотя и савроматским женщинам приписывали обычаи, характерные для легендарных амазонок (выжигание груди у девочек, калечение детей мужского пола).

Остановимся несколько подробнее на сведениях античных авторов об амазонках Северного Причерноморья.

Древнейший в греческой литературе рассказ на эту тему принадлежит "отцу истории" Геродоту. Этот рассказ, являющийся полулегендарным отражением истории происхождения савроматов, соединяет в себе основные варианты античной амазонской традиции и передает местную понтийскую легенду, сложившуюся среди колонизовавших Северное Причерноморье греков. Геродот сообщает, что скифы называли амазонок "???????", что значит "мужеубийцы"3. Эллины победили амазонок в сражении на реке Термодонт и отплыли обратно на трех судах, захватив вместе с собой пленниц. В открытом море пленные амазонки перебили мужчин, а затем остановились на землях свободных скифов у г. Кремны на Меотийском озере. Сойдя с кораблей, воинственные женщины начали грабить земли скифов. Те, приняв амазонок за мужчин, вступили с ними в битву. Только овладев трупами амазонок, они узнали, что это женщины.

Тогда скифы на совете решили не убивать более амазонок, а послать к ним своих юношей с целью иметь детей от этих славных женщин. Скифские юноши стали лагерем по соседству. Вскоре скифы и амазонки стали жить вместе. Несколько времени спустя скифы предложили амазонкам переселиться в общество их родных. Но амазонки отказались, заявив, что они не уживутся со скифскими женщинами: "У нас с ними, - говорили амазонки, - не одинаковые обычаи: мы стреляем из луков, мечем дротики, ездим верхом, а женским работам не обучены, между тем ваши женщины не делают того, что делаем мы, а занимаются женскими работами. Если вы хотите иметь нас вашими женами, то ступайте к вашим родителям, возьмите свою долю имущества, вернитесь к нам, и мы будем жить отдельно". Скифские юноши так и поступили.

Геродот подчеркивает далее, что от браков скифов с амазонками пошел народ савроматов, то есть он генетически связывает савроматов не только со скифами, но и с амазонками. Отсюда савроматские женщины ведут их нынешний образ жизни: вместе с мужчинами и без них ездят верхом на охоту и на войну, носят одинаковую с мужчинами одежду. Относительно браков соблюдается у них следующее правило: ни одна девушка не выходит замуж, прежде чем не убьет врага, некоторые доживают до старости девушками, потому что не могли выполнить это требование (Геродот. История, IV, 110-117).

Сообщение Геродота о савроматских женщинах следует считать реальным, поскольку об этом свидетельствуют античные авторы в описании обычаев кочевых народов. Так, у Псевдо-Гиппократа - "жемчужины понийской наблюдательности" - в сочинении "О воздухе, водах и местностях" мы находим подтверждение сообщениям Геродота об образе жизни савроматских женщин (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24). Сочинения Псевдо-Гиппократа - результат личного общения с племенами скифов, колхов, савроматов. Автор при этом не пользовался ни Геродотом, ни его источниками, самостоятелен в изложении материала [5, с. 22].

Псевдо-Гиппократ несколько дополняет сведения Геродота, отмечая, что если савроматская женщина выходит замуж, то она перестает заниматься военным делом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход. Замуж же савроматка выходит при условии, если убьет трех врагов (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24).

Кроме того, у Псевдо-Гиппократа мы находим не вполне ясное, но единственное сообщение о том, что савроматские женщины отправляли какие-то "обычные жертвоприношения" (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24), то есть, возможно, выступали в роли жриц.

С легкой руки Геродота в сочинениях античных авторов более позднего времени: Эфора, Диодора Сицилийского, - явно видна связь легенды об амазонках с сообщениями о савроматах. Так, Диодор Сицилийский, сведения которого не зависимы от Геродота и Эфора, но опираются, как и сочинения этих авторов, на местную традицию и рассказы, в своем труде "Библиотека" в разделе "Древнейшая история Скифии" сообщает о народе, живущем под управлением женщин у реки Термодонт4. Женщины этого племени занимались военным делом наравне с мужчинами. "Говорят, - пишет Диодор, - что одна из них, имевшая царскую власть, отличалась мужеством и силой. Составив войско из женщин, она стала обучать их военному делу и покорила кое-кого из соседей. Возгордившись вследствие удач, провозгласила себя дочерью Ареса, а мужчинам предоставила прясть шерсть и исполнять домашние женские работы. Затем издала законы, которыми женщин вызывала на состязания, мужчинам предоставляла смирение и рабство" (Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46).

Нетрудно заметить, что сообщаемое Диодором Сицилийским относится, главным образом, к легендам об амазонках. В то же время видна связь сведений Диодора с теми реальными фактами, которые нам сообщают античные авторы о савроматских женщинах.

Так, у Эфора во фрагменте, сохраненном Стефаном Византийским (6 в. н. э.) в его словаре "Этникон", под словом "амазонки" говорится следующее: "Амазонки - женское племя у Термодонта, которых поныне называют савроматидами. О них рассказывают, что физической силой они превосходят мужчин, и объясняется это климатическими условиями местности, которая будто бы обыкновенно производит женщин более сильных и рослых, чем мужчин" (Стефан Византийский. Этникон. "Описание племен. Амазонки").

Предположение о том, что Эфор, как и другие ионийцы, знал савроматов, живущих у Танаиса и Меотиды, не вызывает сомнений [5, с. 110].

Но интересно отметить, что во времена Эфора и Псевдо-Скилака представление о савроматах, как о народе, где женщины воюют наравне с мужчинами, стало превращаться в представление о господстве женщин, о гинекократии. Это отразилось прежде всего в кратком замечании Николая Дамасского (род. около 64 г. до н. э.), которое восходит к Эфору [6, с. 10] : "Савроматы женам своим во всем повинуются как госпожам" (Николай Дамасский. Свод странных обычаев, фр.16).

Эфор, хотя и противопоставляет в своих сочинениях дикий образ жизни савроматов и меотов идеальным условием жизни скифов, в целом не искажает образ савроматов. Следовательно, эфоровская трактовка савроматов как женоуправляемых может считаться вполне реальной. Тем более, что сочинения Эфора отличает довольно хорошая осведомленность в расселении кочевых племен и политическом положении Северного Причерноморья [5, с. 112].

Следом за Эфором краткое упоминание о женской власти у савроматов находим у Псевдо-Скилака (4 в. до н. э.): "От реки Танаис начинается Азия и первый ее народ на Понте - савроматы, которые управляются женщинами" (Псевдо-Скилак. Описание моря, прилегающего к населенной Европе, Азии и Ливии").

Это явление засвидетельствовал и Исиган Никейский в "Невероятных сказаниях".

Сведения о том, что савроматские женщины возглавляли целые племена, находим у Полиена, жившего при римских императорах Марке Аврелии и Луции Вере, в его рассказе об Амаге - жене царя савроматов Мидоссака. Полиен сообщает, что Амага видя, что муж ее предается разгулу и пьянству, большей частью чинила суд и расправу сама. Сама расставляла гарнизоны в своей стране, отражала набеги врагов и помогала обижаемым соседям. Блестящая слава о ней разнеслась по всей Скифии... Амага послала скифскому царю приказание прекратить набеги на Херсонес, когда же скиф не послушался, то она выбрала 120 человек, сильнейших душой и телом... и, проскакав с ними 1200 стадий, внезапно явилась ко двору царя и перебила всех стражей, стоящих у ворот, Амага убила царя, а страну отдала херсонесцам; вручив царскую власть сыну убитого, приказала ему править справедливо и, помнив кончину отца, не трогать соседних эллинов и варваров (Полиен. Военные хитрости, VII, 55, 56).

В рассказе Полиена о сарматке Амаге заметен некоторый налет идеализации. Автор враждебен скифам, но дружествен савроматам - союзникам Херсонеса. Очевидно, эллинистическая историография вослед Эфору, идеализировавшему скифов, идеализировала восточных и северных соседей азиатской части Боспорского царства. Но все же источник Полнена стоит на реальной почве, независим от ионийцев с Геродотом и от Эфора [7, с. 112]. Сюжет об Амаге не только рисует картину чрезвычайно сложных политических взаимоотношений между греческими государствами Причерноморья и варварами и между варварскими племенами, но и еще раз подчеркивает особо почетное положение сарматских женщин в обществе.

Итак, анализ и интерпретация сведений античной традиции о савроматских (сарматских) женщинах убеждает нас в том, что многие из них, во-первых, были воинственны (Геродот. История, 110-117; Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24; Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46; Полиен. Военные хитрости, VIII, 55-56); во-вторых, активно участвовали в общественной жизни, занимали почетное положение в семье, роде, племени (Стефан Византийский. Этникон (Описание племен). Амазонки; Псевдо-Скилак. Описание моря, прилегающего к населенной Европе, Азии и Ливии. Азия, 70; Николай Дамасский. Свод странных обычаев, фр. 16; Исегон Никейский. Невероятные сказания, XXIX); в-третьих, отправляли какие-то "обычные жертвоприношения", судя по туманному сообщению Псевдо-Гиппократа (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, 24); в-четвертых, иногда брали бразды правления в свои руки и возглавляли целые племена (Диодор Сицилийский. Библиотека, II, 44-46; Полиен. Военные хитрости, VII, 55-56). Именно поэтому античная традиция говорит о савроматских (сарматских) женщинах, как о потомках легендарных амазонок.

Распространение мифа об амазонках на савроматов произошло несомненно с присутствием в их общественном строе таких черт, которые позволили греческим авторам назвать савроматов "управляемыми женщинами", а некоторым современным исследователям - признать савроматскую гинекократию и заговорить о пережитках материнского рода в социальном строе этих племен [6, с. 100 и cл.; 7, с. 325-351; 8, с. 198; 9, с. 96; 10; 11. с. 200- 206; 12, с. 154-155; 13, с. 138-148; 16, с. 85; 15, с. 188]. Теперь установлено, что материнский род, при котором женщина играла главную роль в хозяйстве, занимала почетное положение в обществе, был всеобщим явлением. Именно с реальным существованием у отдельных народов и племен материнского рода и его пережитков или с воспоминанием о нем связано повсеместное возникновение и распространение представлений об амазонках в античной литературе.

Достоверность сведений античной традиции об амазонках находит прямое подтверждение в археологическом материале, прежде всего на территории степного Подонья - района расселения западной группы савроматов Геродота [16, 21]. Анализ и интерпретация данных археологии выходит за рамки настоящей статьи и является предметом специального исследования.
Примечания:

*. В тексте - Антиона. (Прим. наше - "НГ").

1. По представлениям древних, Кавказ в широком смысле слова являлся скифской землей (см.: Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. М., 1961).

2. Сочинение Помпея Трога известно в виде эпитомы, составленной Юнием Юстином, вероятно, в III в. н. э.

3. Б. Н. Граков перевел термин "οίοπαία" как госпожи мужчин, поскольку усмотрел в этом слове иранские корни (см.: Б. Н. Граков. ΓΥΝΑΙΚΟΚΡΑΤΟΥΜΕΝΟΙ: "Пережитки матриархата у сарматов" // ВДИ. 1947. № 3. С. 100).

4. Здесь пример того, что нередко полумифическая река Термодонт в Малой Азии, на которой жили легендарные амазонки, переносилась в Северное Причерноморье - на земли савроматов (см.: Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе (переизданный русский перевод)).
Литература:

1. Косвен М.О. Амазонки. История легенды // СЭ. 1947. № 2, 3.

2. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Переизданный русский перевод // ВДИ. 1947. № 2. Приложение.

3. Mapковин В.И. Скифские курганы у селения Гойты (Чечено-Ингушетия) // СА. 1965. № 2.

4. Виноградов В.Б. Центральный и северо-восточный Кавказ в скифское время (7-4 в. до н. э.). Грозный, 1972.

5. Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Л., 1925.

6. Граков Б.Н. Пережитки матриархата у сарматов // ВДИ. 1947. № 3.

7. Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1948.

8. Синицын И.В. Археологические исследования Заволжского отряда (1951 - 1953 гг.)//МИА. 1959. № 60.

9. Виноградов В.Б. Сарматы северо-восточного Кавказа. Грозный, 1963.

10. Смирнов К.Ф. Особенности общественного строя савроматов // Тезисы докладов на заседаниях, посвященных полевым исследованиям в 1960 г. М.: Наука, 1961.

11. Смирнов К.Ф. Савроматы (ранняя история и культура савроматов). М.: Наука, 1964.

12. Смирнов К.Ф. Сарматы на Илеке. М.: Наука, 1975.

13. Хазанов А.М. Материнский род у сарматов // ВДИ. 1970. № 2.

14. Хазанов А.М. Социальная история скифов. М., 1975.

15. Смирнов А.П. К вопросу о матриархате у савроматов // Проблемы скифской археологии. М.: Наука, 1971.

16. Шилов В.П. Отчет о работах Южно-Донской экспедиции в 1962 г. у хут. Усьман и Алитуб // Архив РОМК.

17. Лагоцкий К.С. Отчет о работах первого Манычского отряда Донской экспедиции в 1972 году // Архив РОМК.

18. Максименко В.Е. Кочевое население Нижнего Дона в VII-II вв. до н. э. Автореферат диссертации на соискание ученой степени к. и. н. М., 1974.

19. Смирнов К.Ф. "Амазонка" 4 века до н. э. на Дону // СА. 1982. № 1.

20. Максименко В.Е. Савроматы и сарматы на Нижнем Дону. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1983.

21. Максименко В.Е., Скрипник (Шаталова) Т.А. Женские захоронения с оружием в курганах на реке Быстрой // Итоги исследований Азово-Донецкой экспедиции в 1985 году (тезисы докладов к семинару). Азов, 1986.

                                            **************************************************************************************

с сайта: http://liberea.gerodot.ru/a_hist/amazon02.htm

С.А. Плетнева
"Амазонки" как социально-политическое явление

"Культура славян и Русь". М., 1998 г., стр. 529-537. Тираж 1000 экз.

Древнейший из дошедших до нас рассказ об амазонках (женщинах-воительницах) принадлежит Геродоту (V в. до н. э.). Он писал, что в сражении на реке Фермодонте (в Малой Азии) эллины победили амазонок, захватили часть амазонского войска в плен и повезли женщин на трех кораблях к себе на родину. Однако в открытом море амазонки напали на греков, перебили их и захватили корабли. Не умея управлять ими и ориентироваться в море, они не смогли вернуться домой: корабли, гонимые ветром, доставили их к берегам Меотиды (в Приазовье). Амазонки сошли на берег, в степи "встретили табун лошадей и захватили его. Разъезжая на этих лошадях, они принялись грабить Скифскую землю" (1). Такова версия происхождения амазонок по Геродоту.

В IV в. до н.э. Эфор дал свой вариант зарождения амазонства в европейских степях: "Некогда савроматы отправились походом в Европу, но там погибли, и жены их остались одни..." и добавляет, что "амазонки, оскорбленные мужчинами, когда те отправились на какую-то войну, оставшихся перебили, а тех, кто вернулся, не приняли..." (2).

А еще через 300 лет, т.е. в I в. до н.э. Помпей Трог написал, что амазонки - это жены скифов, ушедших из Причерноморских степей в Малую Азию к реке Фермодонт. Там все мужчины-скифы были убиты, а женщины взялись за оружие, успешно защитив свои земли от врагов. С окружающими их народами они не захотели поддерживать дружеские связи, и управляли своей страной сами (3).

Мы видим, что все легенды, касающиеся происхождения амазонок, говорят о том, что появление амазонства в античную эпоху - результат войн или дальних походов, в которых погибали почти все дееспособные мужчины. В этой трудной ситуации оставшиеся женщины в течение какого-то времени становились на защиту своей земли, детей, стад и имущества.

М.О. Косвен, собравший и рассмотревший различные легенды об амазонках всех частей света, подчеркнул, что и древние авторы, и путешественники XVII-XIX вв. единодушно считали амазонок невероятной несообразностью, помещая рассказы о них в разделы о монстрах. Один англичанин в начале XIX в. утверждал даже, что просто красивые и нарядные юноши-воины принимались чужестранцами (особенно в Южной Америке, где мужчины безбородые) за женщин (4) .

Действительно трудно и даже как-то "антиисторично" допускать в развитом патриархальном обществе существование настоящих матриархальных объединений воинственных женщин, уничтожавших мужчин или, в лучшем случае, использовавших их в качестве производителей и рабов. Очевидно путешественникам, привыкшим за долгие тысячелетия к абсолютному мужскому владычеству, казались дикими обычаи некоторых племен и народов, позволяющих женщине участвовать в общественной жизни. Возмущенный странными законами "дикарей" русский летописец называет амазонок "скотом бессловесным" и в то же время с изумлением рассказывает: "жены у них орють, зижють храми и мужьская дела творять... в них же суть храбрыя жены ловити зверь крепкыи. Владеют же жены мужи своими и добляють ими". Для того чтобы у читателя не осталось сомнения в создавшемся непорядке, летописец-монах добавляет, что женщины у них "любы творять елико хощеть, не въздержаеми от мужий своих..." (5).

Таким образом, более или менее свободное положение женщины, выполняющей не только домашние, но и гражданские обязанности, приводило современников в содрогание.

А между тем войны в период военной демократии и далее - в классовых обществах часто кончались почти поголовным уничтожением взрослого мужского населения. И это ставило женщин перед необходимостью брать на себя общественные и военные обязанности, как бы возрождая этим древние обычаи матриархата.

Такими пережиточными матриархальными обычаями, прослеживающимися как в письменных источниках, так и в археологических материалах можно считать:

1. Матрилинейный счет родства;

2. Обычай левирата;

3. Свадебные обычаи военного единоборства невесты и жениха;

4. Обучение девочек наряду с мальчиками военному искусству с последующим участием девушек в войнах;

5. Выполнение женщинами жреческих функций, хотя бы в рамках своей семьи.

С оживлением всех этих обычаев, общество на какой-то период становилось матриархальным. Соседи такого народа, управляемого военизированными женщинами, начинали выдумывать легенды о нем, а хронисты, знающие более ранние записи об аналогичных случаях, обобщали все новые и старые сведения в фантастические рассказы, очень редко хоть в малой степени близкие к истине.

Следует сказать, что особенно долго сохранялись и часто возрождались пережитки матриархата у степных народов (6). Именно о них - о савроматах и скифах писали греческие историки (7). Что касается средневековья, то "матриархальная вуаль" характеризует общества многих тюрко- и ираноязычных этносов евразийских степей.

Большинство работ о пережитках матриархата построено на анализе античных письменных и соответствующих им по времени археологических источниках, а также на обильном этнографическом материале.

В данной статье рассмотрим остатки "матриархальной вуали", отдельные следы матриархальных обычаев в источниках, относящихся к эпохе средневековья. Они прослеживаются во многих источниках: письменных, фольклорных, археологических. Это представляется вполне закономерным, исходящим из специфики кочевнического уклада жизни, одной из основных особенностей которого была вынужденная склонность к ведению постоянных военных действий. Прежде всего на определенной ступени экономического развития кочевникам необходимо было искать и завоевывать новые земли под пастбища. На завоевания уходили наиболее молодые и сильные мужчины, и очень часто они уже не возвращались к родным очагам. Кроме того, даже в периоды относительного мира с соседями кочевники совершали регулярные походы и набеги на дальние и близлежавшие страны с целью захвата добычи, пленных, получения откупов и подарков (8). Совершавшиеся почти ежегодно такие действия оттягивали мужчин от хозяйства и охраны собственных кочевий. Так возникали в степях ситуации, способствовавшие выдвижению женщин на роль вождей и глав семей. Появлялись сообщества, управляемые женщинами-хозяйками, хранительницами семей и традиций, охраняемые женщинами-воительницами. В начале эпохи средневековья, т.е. с "великого переселения народов" эти характерные для степняков условия существования выявились с особенной закономерной последовательностью. Степи к середине I тыс. н.э. были поделены между сильными государственными объединениями и, чтобы выжить, требовалась напористая захватническая политика, проводя которую захватчики нередко терпели сокрушающие поражения.

В тюрко- и ираноязычном фольклоре, в эпосе и сказках сохранились, естественно, в преломлении соответствующего жанра, рассказы о женщинах, которые, встав на место своих мужей, взяли на себя тяжкие обязанности управления громадным хозяйством и его охраны. Значительный интерес представляют упоминания в фольклоре воительниц-девушек. Согласно самым древним сведениям, ни одна из девушек, сохранявших относительное гражданское равноправие женщин, не могла выйти замуж до убийства врага (9), т.е. к ним предъявлялись те же требования, что и к проходившим инициации мальчикам. О девушках-богатыршах всегда упоминалось с восхищением. Они ничем не уступали мужчинам и даже превосходили их мощью и смелостью. Характерно, что этот яркий героический образ проник в неизмененном виде в русские былины, буквально насыщенные исторически известными степными персонажами, с которыми жестоко воюют знаменитые русские богатыри (10). Былинная богатырша русского фольклора обычно встречается с русскими богатырями в степях - "в чистом поле", и только там она с успехом противостоит их силе. Особенно выразительно и подробно освещен образ "поляницы" в былине "Добрыня и Настасья" (11), в которой богатырь неожиданно столкнулся с ней в степи:

А сидит богатырь на добром коне,
А сидит богатырь в платьях женских...

Добрыня подумал:

Есть же поляница, знать, удалая,
А кака ни тут девица либо женщина!

и затем трижды наехал на богатыршу, пытаясь свалить ее ударами по голове. Наконец, только с третьего раза она все-таки оглянулась и, весьма презрительно заметив:

Думала же, русские комарики покусывають,
Ажно русские богатыри пощелкивають!

- ухватила Добрыню за "желты кудри" и посадила в седельный кожаный мешок. Впрочем, Настасья заинтересовалась богатырем и быстро выпустила его из обидного плена, представилась ему, сообщив, что

А поехала в чисто поле поляковать
А искать же я себе-ка супротивничка...

и в категоричной форме предложила жениться на себе:

Сделай со мной заповедь великую,
А не сделаешь ты заповеди да великия -
На долонь кладу, другой сверху прижму,
Сделаю тебя я да с овсяный блин.

Добрыня, конечно, согласился жениться, привез девушку в Киев и

Привели же ю да в верушку крещеную.
Принял тут с Настасьей по злату венцу...

Сообщение о крещении Настасьи особенно важно, поскольку, как представляется, это дополнительно подтверждает связь "поляницы" с языческим "полем"-степью.

Таким образом, в этом живом и юмористичном изложении событий четко видны "отсветы" степных обычаев, а именно:

1. Обязанность девушки до брака участвовать в боевых стычках с воинами соседних государств;

2. Предсвадебное единоборство этой девушки с суженым;

3. Потеря боевой (воинской) силы после совершения бракосочетания.

Последнее с еще большей силой отражено в другой русской былине (12), повествующей о женитьбе богатыря Дуная на "Настасье-королевичне". Эта девушка в былине названа "татарином", т.е. уж явно была из степи. Она рыком и посвистом сшибла Дуная с коня, но потом богатырю удалось победить "татарина", который, к его изумлению, оказался дочерью хорошо знакомого ему крупного феодала. Дунай женился на ней, привез в Киев и там на пиру в похвальбе поспорил с ней о том, кто лучше владеет луком и стрелами. Настасья осмелилась утверждать, что она стреляет лучше. Дунай предложил поехать в "чисто поле" и "стрелять стрелочки каленые":

И стреляла она стрелочку каленую
И попадала стрелочкой в ножевой острей (лезвие. - С.П.),
Рассекала стрелочку на две половиночки:
Обе половиночки равны пришли,
На взгляд ровнаки и весом пришли...

Достичь такого совершенства Дунай не смог - три раза промахнулся, после чего обозлился и направил стрелу "во Настасьины белы груди". Жена была беременна и поэтому просила не убивать ее до рождения ребенка. Однако

На эти он речи не взираючись,
И спущаеть стрелочку каленую...

В этой былине нашли отражение, как и в первой, все три обычая: воинская обязанность до замужества, единоборство с женихом и утрата воинской силы. Правда, силу и искусность женщины обычно просто старались не демонстрировать перед главой семьи, но Настасья в азарте забыла об этом вечном женском "законе" и поплатилась жизнью. Дунай выглядит в былине крайне неприятно: он завистливый, хвастливый и слабый (упал с коня от свиста!) человек, бесконечно жестокий и в жестокости даже сильный - сильный несправедливостью.

Таков образ степной женщины-воительницы в русских былинах, "перекочевавший" в них прямо из степного эпоса. Например, в песне о Бамси-Бейреке (Книга моего деда Коркута (13)) дается подробное описание предсвадебной борьбы героя с невестой. В нем присутствуют и испытание меткостью в стрельбе, и скачки, и рукопашная схватка, проходившая отнюдь не условно-ритуально: девушка была довольно сильно побита. Аналогичных примеров можно найти в тюркском эпосе множество, однако существование женщин-воительниц в степях в разные периоды эпохи средневековья подтверждается и археологически, в частности, по материалам известного в археологической литературе Дмитриевского могильника (14). Могильник принадлежал оседлому и полуоседлому алано-болгарскому населению, относящемуся к кругу так называемой салтово-маяцкой культуры - культуры Хазарского каганата (расположен он в лесостепи, в верховьях реки Северский Донец). Подсчеты показали, что около 30% женских захоронений всех возрастов сопровождались оружием, преимущественно топориками. Удалось проследить, что в захоронениях юных (18-25 лет) женщин и старух (50-60-летних) оружие помещалось много чаще (около 70% всех находок), чем в захоронениях женщин среднего возраста. К тому же юные женщины (воительницы) сопровождались нередко полным набором оружия: топориками, луками со стрелами, ножами-кинжалами и даже саблями. Существенно, что посмертно вооружались обыкновенно женщины, похороненные отдельно от мужчин, в специально для них сооруженных могилах. Та же картина распространения оружия в женских погребениях наблюдается и в других подобных или близких Дмитриевскому могильниках, но подробная обработка данных из раскопок этих памятников не производилась и потому уверенно (с конкретными цифрами) говорить об этом мы сможем, вероятно, только в будущем.

Основная масса погребений Дмитриевского могильника датируется IX в. К XII в. можно отнести другое археологическое свидетельство действовавшего в степях института женщин-воительниц. Это хранящаяся в краеведческом музее города Николаева половецкая каменная статуя женщины-богатырши. Она очень большая - примерно в 1,5-2 раза больше общераспространенных половецких изваяний мужчин и женщин (15), высота ее превышает 2,8 м (причем высокая тулья "шляпы" отбита), изображена "поляница" в воинском вооружении: с саблей, колчаном, кинжалом. Грудь у нее "подтянута", в отличие от "распущеных" грудей обычных женских статуй, и защищена изображением специальных круглых блях, типичных для воинского костюма мужчин. На рукавах кафтана изображены нашивки - клавы, свидетельствующие о высоком положении этой амазонки в половецком обществе. В былине о Добрыне подчеркнуто, что богатырша сидела на коне в женском костюме. Во всяком случае Добрыня по платью сразу и верно определил ее пол. На статуи знатной "поляницы" вместо сферо-конического шлема, покрывавшего обыкновенно статуи мужчин, "надета" шляпа с полями и тульей, тщательно сбитые остатки которой хорошо видны на верхней поверхности шляпы. Кроме того, лицо статуи было обрамлено рифлеными "рогами", характерными украшениями половецких женщин, а у ушей заметны следы больших колец-серег, возможно с биконическими серебряными "нанизками", изображения которых на статуе можно только предполагать, так как крупные кольца обычно служили основой таких часто украшенных сканью нанизок (16). Вот такие, видимые издали головные уборы и отличали костюм женщин-воительниц от мужских. Вероятно, по нему Добрыня понял, что перед ним женщина и, отметив, что голова у нее не защищена шлемом, начал бить именно по этой части тела. Думаю, что во время боя женщины все же меняли шляпы на шлемы, поскольку сложное шляпное сооружение могло легко разрушиться не только от ударов любым оружием, но и от резких движений и стремительной скачки.

Столь же обстоятельно и часто выделяются в степном фольклоре образы женщины-хозяйки, жрицы, хранительницы огня, жизнеспособности возглавляемого ею сообщества. Наиболее яркое воплощение основной идеи образ получил в нартском эпосе (17). Мудрая и величественная Сатaна выступает там прежде всего хранительницей живительных сил народа. Мужчины спрашивают у нее совета и следуют ему - фактически она является правительницей нартов и в то же время главной жрицей этого народа. Во время голода она может как верховная хранительница запасов накормить всех, гадает на зеркале о будущем народа и просит богов отвратить немилость, вооружает свой народ оружием, которое хранится в подвале и там:

С нетерпеньем юный нарт берет
Тяжелый меч и толстое копье

для борьбы с уничтожившим его селение врагом. Общение с Сатaной дает силы ее собеседникам и соплеменникам.

Те же функции несут на себе и женщины в сказках многих тюркоязычных народов. Так, герой сказки, чтобы справиться с напавшим на его аил врагом во время битвы бросается к матери, чтобы напиться "густого золотого молока". Он приникает к матери, как Антей к матери-земле, набирается сил и побеждает грабителя. Иногда в сказках герой умудряется напиться молока матери врага и тогда женщина усыновляет его и запрещает своему сыну сражаться с усыновленным. В таких случаях женщина выступает объединительницей всех вошедших в ее род членов. Этот образ мудрой правительницы, носительницы мира красной нитью проходит через все тюркские сказки. Древние и средневековые авторы в своих сочинениях не раз упоминали о реально существовавших женщинах-правителях. Обычно они играли роль регентш при малолетних сыновьях - ханах или князьях, остававшихся сиротами из-за гибели отцов. Упоминания о правительницах савроматов, саков и массагетов неоднократно рассматривались в литературе (18). На средневековых правительниц внимания обращали значительно меньше.

Только М.И. Артамонов перечислил трех женщин-управительниц разных земель и народов на Северном Кавказе (19). Об одной из них, вернее о событиях, происшедших с ней в 527 г., сохранился рассказ в "Хронографии" Феофана: "В том году пришла к ромеям некая женщина из гуннов, именуемых савир, варвар, по имени Боарикс, вдова, имея при себе сто тысяч гуннов. Она стала править в гуннских землях после смерти своего мужа Валаха. Эта [Боарикс] захватила двух царей другого племени внутренних гуннов, по имени Стиракс и Глона, склоненных Кавадом, императором персов, оказать ему военную помощь против ромеев и проходящих по ее землям в [пределы] Персии с двадцатью тысячами. Их-то она и разбила: одного из них, именуемого Стиракс, схватив, она отослала в Константинополь императору, Глону же убила в сражении. Таким образом, она стала союзницей и была в мире с императором Юстинианом" (20). В этом отрывке перед нами предстает реальная и, очевидно, незаурядная женщина, крепкой рукой правившая савирами, и к тому же удачливая военачальница. Она умело с явной выгодой для себя вела политическую игру с двумя неизмеримо более могущественными властителями и смогла стать угодной Византии союзницей.

Под 576 г. упоминается в византийских источниках еще одна женщина по имени Аккага, управлявшая областью на Северном Кавказе. Она получила власть в отличие от Боарикс, не в результате вдовства, а была поставлена главой утигуров Анагеем. Видимо, она просто силой с помощью Анагея захватила власть. Не исключено, что то же произошло и в VIII в. у хазар, которыми правила мать умершего кагана Парсбит, хотя его сын уже принял титул отца и даже возглавил войско хазар, вторгшееся в албанские земли. Но бабушка не желала делиться с ним своей властью. Подобные случаи не были исключением в степях. Например, Абульгази записал в "Родословной туркмен" легенду о семи девушках, которые, "подчинив себе весь огузский иль, много лет были беками" (21).

Надо сказать, что в любом варианте захвата власти женщины использовали все свои возможности, в том числе ум, хитрость и жестокость. Боарикс, ставшая главой савиров, уничтожила вождей двух соседних родственных групп. Такие же действия предприняла, как мы знаем, княгиня Ольга (22), несмотря на то что она боролась за власть не в посткочевом, а вполне оседло-земледельческом государстве, насыщенном патриархальными устоями. При этом Ольга была не только регентшей при маленьком Святославе, она правила государством постоянно, поскольку сын, возмужав, уходил с дружиной в далекие завоевательно-грабительские походы, на длительные сроки оставляя Русь. Из своих внуков она смогла воспитать себе достойную смену - настоящих правителей государства. Так ей удалось удержать власть за правящим родом, отстояв себя силой и хитростью не только от притязаний древлянского Мала, но и от самого византийского императора, желавшего таким путем овладеть огромной территорией молодого русского государства. Как бы там ни было, но действия Ольги, не передавшей власть Святославу, заставляют вспомнить Парсбит, которая тоже не спешила уступить каганскую власть внуку, склонному, как и Святослав, к военным забавам и походам.

К сожалению, далеко не все проявления "матриархальной вуали" возможно проследить по письменным источникам, так как в них отмечаются обычно "крупные" события - захват власти, походы, наиболее коварные предательства и убийства. Очень редко греческие и арабо-персидские авторы отмечали удивившие их обычаи, такие, как передача трона не своему сыну, а племяннику (сыну сестры). Власть в таких случаях принадлежала материнскому роду.

Проследить остатки матриархата мы можем и по археологическим материалам, в основном по материалам могильников. Так, анализ вещевого комплекса погребений Дмитриевского могильника позволил установить, в частности, что подавляющее большинство амулетов было обнаружено с женщинами возмужало-зрелого возраста (25-50 лет). Именно эти погребенные отличались от остальных частотой встречаемости перекрещенных костей ног (т.е. связанных) или совсем разрушенных и частично выкинутых костей конечностей. Известно, что этот признак означал желание живых максимально обезвредить мертвеца, лишить его возможности выхода из могилы (23). Очевидно, самыми опасными признавались женщины с амулетами, т.е. женщины, наделенные какими-то сверхъестественными возможностями, которые после их смерти желательно было бы предельно ослабить. Эти наблюдения позволяют предполагать, что женщины-хозяйки выполняли функции домашних жриц.

Интересно отметить, что в качестве амулетов часто использовались просверленные косточки плюсны, когтей и зубов лисицы. В нартском эпосе говорится, что хозяйка-Сатана обладала даром превращаться в лису, причем использовала это свое качество в период своих свадебных игр (24). До последнего времени у многих народов Северного Кавказа кости лисы носят в качестве амулетов женщины, желающие забеременеть. Вероятно, в древности они играли роль в обрядах, связанных с культом плодородия. То же значение имели и, так называемые "солнечные амулеты" - бронзовые круги со спицами, всадницы на грифонах, фигурки коней, встречающиеся в женских захоронениях. По-видимому, женщины были исполнительницами обрядов, связанных с культом плодородия, т.е. в конечном счете с благополучием рода, семьи, очага.

Замечательно выразительным материалом по выявлению равноправного общественного положения женщины с несомненными следами древних матриархальных обычаев являются половецкие каменные изваяния (25). О женщинах, возглавлявших семьи, бывших хранительницами традиций и силы семьи и рода, говорит сам факт широкого распространения в степях женских статуй, ставившихся в святилищах рядом с мужскими. Характерно, что женские фигуры всегда изображались с обнаженной грудью - источником благополучия рода, символом его единения.

Матрилинейность половецкого рода особенно ярко выступает в каменной статуе, изображающей полуобнаженную женщину с ребенком-девочкой у груди. Женщина вскармливала женщину же - продолжательницу рода. Обычай левирата отмечен у половцев русским летописцем: "Половци закон держать отец своих... поимають мачехи своя и ятрови..." (26)

Женские статуи появились у предков половцев-кыпчаков в тот период, когда часть этого народа уже начала постепенно двигаться на запад - из Заволжья в южнорусские степи (27). Очевидно, и здесь ушедшие на захват новых земель были мужчины, и кипчакские женщины, естественно, стали выдвигаться в ряды глав семей, родов (кошей), а возможно, и орд.

Таким образом, только необходимость войны или внешняя опасность, обрушившаяся на население, были толчками для оживления матриархальных обычаев, которые "дремали" в тысячелетиями складывавшихся патриархальных обществах, в которых женщины не играли никакой общественной роли. Резкое изменение политической обстановки, приводящее к возвращению древнейших матриархальных традиций, стимулировало возрождение громадных сил той половины народа, которая редко проявляла себя настолько, чтобы обращать на себя внимание своих соплеменников, тем более своих соседей.

Примечания

1. Геродот. История. Л., 1972. Кн. IV. С. 214.

2. Косвен М.О. Амазонки. История легенды // СЭ. 1947. No 2. С. 34.

3. Там же. С. 36.

4. Там же. С. 17.

5. ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч. I. С. 15-16.

6. Этого же мнения придерживался А.П. Смирнов. См.: Смирнов А.П. К вопросу о матриархате у савроматов // Проблемы скифской археологии. М., 1971.

7. Анализ греческих источников см.: Граков Б.Н. Пережитки матриархата у сарматов // ВДИ. 1947. No 3; Смирнов К.Ф. Савроматы. М., 1964. С. 138-211.

8. Плетнева С.А. Кочевники Средневековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982. Гл. 1 и 2.

9. Смирнов К.Ф. Савроматы. С. 201.

10. Рыбаков Б А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 44-52 и сл.

11. Былины / Под редакцией М. Сперанского. М., Издание Сабашниковых, 1916. 6. Добрыня и Настасья. С. 67-71.

12. Былины. 1916. 2. Добрыня-сват. С. 33-37.

13. Книга моего деда Коркута. М.; Л., 1962. С. 35.

14. Плетнева С А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М., 1989; Она же. Средневековые амазонки в европейских степях // Археологические памятники лесостепного Подонья и Поднепровья I тысячелетия н.э. Воронеж, 1983. С. 14-15.

15. Плетнева С А. Половецкие каменные изваяния. М., 1974. С. 107. Табл. 70. No 1205.

16. Там же. С. 39. Рис. 14:13-15.

17. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. М., 1963. С. 162; Нарты. Эпос осетинского народа. М., 1957.

18. См. библиографию в указанных выше работах Б.Н. Гракова и К.Ф. Смирнова. К этой теме обращался также С.П. Толстов в книге "Древний Хорезм". М., 1948. С. 325-331.

19. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 71 и 211.

20. Чичуров И.С. Византийские исторические сочинения: "Хронография" Феофана, "Бревиарий" Никифора. М, 1980. С. 50.

21. Книга моего деда Коркута... С. 177; Кононов А.Н. Родословная туркмен, сочинение Абу-л-Гази, хана Хивинского. М.; Л., 1958. С. 78.

22. ПВЛ. 1950. С. 40-50.

23. Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье... С. 183-191.

24. Нарты. Эпос о.сетинского народа. С. 131.

25. Плетнева С А. Половецкие каменные изваяния. М., 1974.

26. ПВЛ. 1950. С. 16.

27. Шер А.Я. Каменные изваяния Семиречья. М.; Л., 1966. С. 44-45; Плетнева С. А. Половцы. М., 1990. С. 34-36.

                                            **************************************************************************************

с сайта: http://www.iriston.com/nogbon/news.php?newsid=104

НАРТСКИЕ АМАЗОНКИ И САРМАТСКИЙ «МАТРИАРХАТ» (часть 1)

В текстах нартского эпоса, изданных в 1957 г., есть интереснейшее сказание о воинственной деве — дочери Даргавсара, включенное составителями в текст «Смерть Бархуна, сына Ноза» [1]. Как свидетельствует М. С. Туганов, песнь об отважной дочери Даргавсара в этот текст эпоса попала из записей Б. Ф. Андиева [2], которым М. С. Туганов дает весьма высокую оценку [3]. О чем повествуется в данном сказании?

Сын Ноза Бархун, живший недалеко от нартов, громит непокорное ему селение и уничтожает его жителей, никого не пощадив. Каким-то образом от этого побоища уцелели девушки села во главе с дочерью Даргавсара. Ни они, ни их селение к числу нартских в тексте не отнесены. По предложению дочери Даргавсара девушки собирают убитых и пепел сожженных ратью Бархуна сородичей, строят склеп, хоронят в нем останки погибших и дают клятву отомстить. После этого дочь Даргавсара собирает всех коней и вместе с девичьим войском уходит в лес, где происходит военное обучение войска:

«Стрела и меч знакомы девам стали,

Из лука все без промаха стреляли,

Готовились без устали к сраженью,

Их вдохновляло будущее мщенье» [4].

Так в военных упражнениях прошел год, после чего девушки «вскочили на объезженных коней» и двинулись навстречу ненавистному Бархуну. Добравшись через какую-то жаркую местность («жара с утра палила непрестанно») до загадочных земель Луана, воительницы встречаются с войском Бархуна. В конном сражении («и полетели в битву на конях») они разбивают Бархунову рать, убивают самого Бархуна и голову его вешают на склеп. Отмщение состоялось.

Тема отважной дочери Даргавсара получает развитие в следующем сказании «Смерть Болатборзая», также восходящем к текстам Б. Ф. Андиева [5]. Великаны семигорья нападают на страну нартов. Нарты во главе с Болатборзаем вступают в бой с ними и в конце-концов побеждают уаигов, но на помощь последним выступают их союзники — малики, и сражение разгорается вновь.

«Дочь Даргавсара на скале стояла

И к девичьему полчищу взывала:

«Кто уклонится от святого боя,

Позором тот навек себя покроет.

Смотря, как нарты истекают кровью,

Ужели мы не поведем и бровью.

Скорей вперед! Здесь робким места нет,

От храбрых дев я жду один ответ» [6].

Девичье войско бросается на великанов, воительницы «пускают стрелы, рубят неустанно и по-мужски сражаются с врагами». Дочь Даргавсара оказывается рядом с нартом Болатборзаем, который сначала принимает ее за юношу, но с головы ее падает шлем, золотые волосы рассыпаются по плечам, и изумленный Болатборзаи в молодом воине узнает девушку. Далее следует лирический рассказ о любви дочери Даргавсара и Болатборзая, нарт спасает девушку, но, окруженный великанами, гибнет сам. Мстя за его смерть, дочь Даргавсара вызывает на поединок великана — авсарона с единственным сверкающим, «как для боев отточенный кинжал», глазом. После упорного поединка девушка-воительница побеждает великана, остальные великаны удаляются восвояси, а дочь Даргавсара совершает погребение Болатборзая. Описываемый в сказании обряд погребения насыщен этнографическими подробностями: убитого нарта кладут на носилки, дочь Даргавсара ему за пазуху кладет прядь своих волос, Болатборзая с почестями помещают в склеп, в изголовье ставят напитки, в ногах кладут оружие. В ранне-средневековых археологических материалах можно указать немало соответствий и аналогий этому погребальному обряду.

Упоминания о девушках-воительницах, но уже как о принадлежащих к нартам, встречаются в эпосе и в дальнейшем: «Отчаянно все нарты защищались, в рядах мужчин и девушки сражались» [7]. При полном академическом издании нартского эпоса число подобных сюжетов, возможно, увеличится.

Итак, перед нами незначительные по занимаемому в эпосе месту, но весьма яркие и колоритные по содержанию образы отважных дев-воительниц, носящих оружие и (по свидетельству М. С. Туганова [8]) мужскую одежду и доспехи. Несомненно, эти девушки — наездницы, войско их конное.

Рассматриваемые сюжеты нартского эпоса уже поставлены в прямую связь с легендами об исторических амазонках М. С. Тугановым, Б. А. Калоевым и Н. Мамиевой [9]. М. С. Туганов писал даже: «Вся эпопея об этом воинственном отряде женщин, данная Андиевым, обстоятельства, побудившие их слиться в один целый отряд, тренировка в лесу, их клятва уничтожить врага — все это одна из лучших мировых легенд об амазонках» [10].

Битва амазонок с греками
рисунок на древнегреческой вазе

Следует признать, что оценка М. С. Туганова довольно близка к действительности: связь приведенных сюжетов с преданиями об амазонках несомненна. Однако ни М. С. Туганов, ни Б. А. Калоев не сделали текстологического сопоставления и анализа сюжета о девах-воительницах нартского эпоса и древнего предания об амазонках, переданного нам Геродотом в его «Истории». Приводим краткое изложение легенды об амазонках Геродота.

Греки вели войну с амазонками и после сражения при реке Териодонт (в Малой Азии) везли пленных амазонок домой на трех кораблях. В открытом море амазонки напали на греков и перебили их, но, не умея управлять кораблем, долго носились по волнам, пока не пристали к Кремнам на озере Меотида (совр. Азовское море.— В. К.) «Кремны находятся в земле свободных скифов»; по-видимому, это одна из греческих факторий на Азовском побережье; во всяком случае, в другом месте Геродот называет Кремны гаванью у Меотийского озера [11]. Здесь амазонки сошли на береги, разъезжая на захваченных лошадях, стали грабить скифскую землю. Скифы вступили с ними в бой, приняв их за мужчин, но, осмотрев после боя трупы амазонок, поняли, что это женщины. Тогда скифы решили сблизиться с амазонками и послали к ним примерно такое же количество своих юношей, поставивших свой лагерь недалеко от лагеря амазонок. Заметив, что молодые скифы пришли без враждебных намерений, амазонки «оставили их в покое». Оба стана со дня на день все более приближались друг к другу и в конце концов объединились в один лагерь. Амазонки усвоили язык своих мужей-скифов, и когда те пожелали вместе с амазонками вернуться к скифам, амазонки отказались: «Мы не можем жить с вашими женщинами. Ведь обычаи у нас не такие, как у них: мы стреляем из лука, метаем дротики и скачем верхом на конях; напротив, к женской работе мы не привыкли. Ваши же женщины не занимаются ничем из упомянутого, они выполняют женскую работу, оставаясь в своих кибитках, не охотятся и вообще никуда не выходят» [12]. Скифские юноши получили свою долю наследства, вернулись к амазонкам и вместе с ними переселились на восток от Танаиса (Дона.— В. К.)- От брака скифов с амазонками произошли савроматы, говорящие на искаженном скифском языке, «так как амазонки плохо усвоили язык». «С тех пор савроматские женщины сохраняют стародавние обычаи: вместе с мужьями и даже без них они верхом выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую одежду с мужчинами» [13].

Социальная характеристика греческих амазонок Геродота и дев-воительниц нартского эпоса настолько близка, что мы, кажется, можем говорить о самостоятельном и независящем друг от друга отражении древнего фольклорного сюжета, восходящего ко времени Геродота — V в. до н. э.— в его «Истории» и в нартском эпосе. И в том, и в другом текстах запечатлено одно и то же яркое историческое явление, поразившее воображение современников и надолго запомнившееся — социальный институт женщин-наездниц, женщин-воинов. Более того, помимо идентичности общей характеристики дев-воительниц и их воинских качеств сопоставление интересующих нас материалов дает очень важные для дальнейшего понимания частные соответствия.

Важно, что дочь Даргавсара и ее девичье войско не принадлежат к народу нартов. Иная племенная принадлежность дев-воительниц в эпосе подчеркнута отчетливо и недвусмысленно. Второй существенный момент эпического сюжета — встреча девичьего войска с войском нартов, участие в сражении на стороне нартов и сближение девушек-воинов с нартами, символически показанное через любовно-романтический сюжет «Дочь Даргавсара — Болатборзай». Далее девы-воительницы в эпосе выступают уже как собственно нартские женщины («отчаянно все нарты защищались, в рядах мужчин и девушки сражались»). Сходство основных сюжетных линий в эпосе и в тексте Геродота достаточно близкое. Наконец это сходство подчеркивается и усиливается тем различием, которое, по Геродоту, провели амазонки между собой и женщинами скифов: если амазонки— отважные наездницы, воины и охотницы, то женщины скифов занимаются только домашним хозяйством и «никуда не выходят». Аналогичная картина в нартском эпосе: если ненартские женщины во главе с дочерью Даргавсара представляются нам копией амазонок, то нартские женщины во главе с мудрой хозяйкой Сатаной выступают как типичные для патриархальных устоев женщины-домохозяйки, хранительницы семьи и домашнего очага (вспомним характеристику Сатаны В. И. Абаевым как «матери народа» [14]). Это отнюдь не наездницы, и не воины, в нартских «балцах» они никогда не участвуют. Их социальное положение действительно напоминает положение скифских женщин.

Выявление столь ощутимого внутреннего сюжетного единства между соответствующими текстами Геродота и нартского эпоса могло бы открыть интереснейшие перспективы перед историками. Возможно, сюжет амазонок и в нартскии эпос и в труд Геродота попал из одного источника. В. Ф. Миллер считал, что этот рассказ Геродота греческого происхождения, «сочиненный досужей фантазией какого-нибудь грека» [15]. Материал нартского эпоса опровергает это утверждение. Сам же В. Ф. Миллер далее приводит черкесское предание, записанное Я. Рейнеггсом в 80-х гг. XVIII в. и изложенное в известном труде П. К. Усла-ра [16]. По этому преданию, предки черкесов жили на берегах Черного моря и имели частые войны с еммеч — «так назывались воинственные женщины, жившие около Сванетии и к востоку до Ахло-Кабак». Как видно, народная память локализует амазонок-еммеч в центральных районах Северного Кавказа, примерно от верховий Кубани на западе до района Моздока на востоке (Ахлово находится в Малой Кабарде, на правом берегу Терека, к юго-западу от Моздока [17]). Локализация амазонок-еммеч в указанном регионе подтверждается карачаевским сказанием о Рим-горе близ Кисловодска, бывшей укреплением еммеч в их войне с богатырем Бургуном [18]. На вопросе о локализации кавказских амазонок мы еще остановимся ниже; здесь же отметим, что рисуемая фольклором территория амазонок на Северном Кавказе значительно удалена от обжитых эллинами берегов Черного моря, и тем общим источником, откуда черпали свой материал греки и творцы нартского эпоса, могли быть только местные скифо-сарматские и кавказские племена.

Отражение мотива амазонок в сочинении Геродота, осетинском нартском эпосе, фольклоре черкесов и карачаевцев свидетельствует не только о древнейших фольклорных связях [19], но и об исторической реальности амазонок-еммеч, в фольклоре получивших художественно-поэтическую обработку. Отмеченное исследователями широкое распространение амазонской традиции на Кавказе [20] указывает на бытование института женщин-воительниц у ряда древних северокавказских племен. Естественно, нас прежде всего интересует осетинский нартский эпос и возможные генетические связи его амазонских сюжетов с былой исторической действительностью.

В предшествующей главе показаны некоторые элементы архаических пластов эпоса, восходящие к творческому наследию аборигенного древнекавказского населения. Амазонские сюжеты нартского эпоса, нам кажется, подводят вплотную к иным по происхождению слоям эпоса. На этих аспектах и связях следует остановиться подробнее.

Легенда об амазонках — одна из популярнейших в античной литературе. Геродот, Гиппократ, Лисий, Эфор, Страбон, Диодор Сицилийский, Помпей Трог, Плутарх — неполный перечень древних авторов, писавших об амазонках; эта литературная традиция была воспринята средневековьем, а на Кавказе дожила до XVII в. (Ламберти [21]). Сводка исторических известий об амазонках выполнена М. О. Косвеном [22], что избавляет нас от рассмотрения существующих данных. Напомним только два наиболее существенных момента: 1) по Геродоту, Гиппократу и другим древним авторам, амазонки — женщины савроматов [23], 2) «все приведенные сообщения об амазонках локализуют их в малой Азии (на р. Териодонт, совр. Терме-чай в Турции [24].— В. К.) или на Кавказе» [25].

Коснемся первого сюжета: амазонки — женщины савроматов. О пережитках матриархата у савромато-сарматов написано немало исследований, принадлежащих главным образом перу археологов. Первое из них — ставшая классической и сохраняющая в основном свое научное значение статья Б. Н. Гракова, опубликованная в 1947 г. [26] Рассмотрев сведения Геродота, Гиппократа и Эфора об особом общественном положении женщин у савроматов, Б. Н. Граков приходит к выводу, что «эти сведения несомненно реальны» и что (со ссылкой на М. И. Ростовцева) они связаны с территорией племен меотов вунизовьях Дона и с соседними на север и восток савроматами [27]. Далее автор рассматривает археологические памятники, проливающие свет на социальное положение женщины в савроматском обществе и показывает, что женщины были вооружены, что они были всадницами, жрицами, пользовавшимися каменными переносными блюдами-алтарями на ножках и в курганных могильниках занимавшими центральное положение. Это дало Б. Н. Гракову основание для заключения о матрилинейности счета родства [28]. «В силу каких причин сохранились эти мощные следы матриархата у савроматов?» — спрашивает Б. Н. Граков и здесь же объясняет это явление большей отсталостью савроматов сравнительно со скифами и сохранением социальных пережитков в условиях отдаленных и недоступных прикаспийско-приуральских степей [29].

Выводы Б. В. Гракова получили в научной литературе противоречивые оценки: если одни исследователи с ними согласились [30], другие их оспаривают [31]. Наиболее подробно на этом спорном вопросе остановился К. Ф. Смирнов, указавший, что у савроматов достоверно женских погребений с оружием и конской сбруей значительно больше (не менее 20% от всех могил с оружием и конской сбруей, чем у других древних народов нашей страны, и что матриархальные отношения у савроматов, исседонов и массагетов были «ярко выражены» [32]. Со свойственной ему осторожностью К. Ф. Смирнов тем не менее признает, что «данные раскопок савроматских могильников бесспорно свидетельствуют в пользу взглядов С. П. Толстова и Б. Н. Гракова. Они намекают на матрилинейность счета родства и показывают безусловную «гинекократию» в области отправления религиозных культов во многих савроматских родах Приуралья, они подтверждают активное участие савроматских женщин в войне» [33].

Черту под спорами о сарматском «матриархате» подвел А. М. Хазанов, посвятивший этому вопросу специальную статью [34]. А. М. Хазанов указал на научно-теоретическую и терминологическую нечеткость спорящих сторон, что по существу лишало дискуссию плодотворности. Общетеоретические и конкретные этнографические материалы, добытые современной наукой о первобытном обществе, учитывались недостаточно. Изложив современное состояние вопроса, А. М. Хазанов отмечает, что древние свидетельства о наличии матриархальных пережитков «относятся только к савроматам, в то время как о скифских женщинах та же традиция сообщает прямо противоположное» и что хотя наибольшее количество женских погребений с оружием относится к савроматскому времени (VI—IV вв. до н. э.), но и в прохоровское время (IV—II вв. до н. э.) «они достаточно часты» [35]. Число женских погребений с оружием резко сокращается с I в. до н. э., и после этого они встречаются лишь единично. Так называемый сарматский «матриархат» следует рассматривать не как матриархальные отношения, свойственные ранним этапам родового строя (что ведет к необоснованной архаизации общественного строя сарматов и поэтому закономерно встречает сопротивление ряда ученых), а как переходное общество, сочетающее в своем общественном строе отживающие позднематеринские и развивающиеся патриархальные элементы. Этнографический материал, относящийся к слабо развитым общественным организациям современных туарегов, банту и др., дает яркие примеры такого сложного и варьирующего переплетения разных элементов [36], что свидетельствует о сохранении пережитков матриархата в некоторых районах земного шара до XX в. С этих позиций следует рассматривать и савромато-сарматский «матриархат» и характерную для него роль женщины-воительницы и наездницы, поразившую греческих писателей и породившую красочные легенды и сказания. В заключение своей статьи А. М. Хазанов не соглашается с выводами Б. Н. Гракова о том, что савроматское общество отставало в своем развитии от скифского: савроматы отставали от скифов не настолько, «чтобы можно было говорить о двух качественно различных ступенях развития» [37].

В более поздней работе, касающейся военного дела у сарматов, А. М. Хазанов вновь отмечает, что особенностью военной организации сарматов является широкое участие женщин в военных действиях, особенно незамужних [38].

Вопроса о сарматской гинекократии коснулся в своей последней монографии К. Ф. Смирнов. Тщательно исследовав сарматские курганные погребения VI—III вв. до н. э. на р. Илек (приток р. Урал Оренбургской области), К. Ф. Смирнов указывает, что «по ряду могил Илека особенно заметно почетное положение богатых женщин-наездниц и жриц как характерной социальной особенности «савроматов» и что «после наших исследований на Илеке бессмысленно отрицать гинеко-кратические черты сарматов (и их ближайших приуральских родственников), впрочем достаточно хорошо прослеженные и раньше» [39]. Гинекократические традиции сохраняются у сарматов Илека и в IV—III вв. до н. э. [40]

Итак, представление об особом социальном положении женщин-воинов, наездниц и жриц у савромато-сарматов находит прочное обоснование не только в письменных источниках древности, но и в хорошо изученных археологических материалах с савромато-сарматской территории.

Может ли существовать реальная генетическая связь между савромато-сарматской гинекократиеи и амазонскими мотивами нартского эпоса осетин? Вполне обоснованный ответ на этот вопрос уже дан в труде Е. М. Мелетинского — такая связь существует, исторически она реальна [41], «нартские сказания как особая форма героического эпоса создавались длительное время и в значительной степени отразили... зарождение военной демократии в условиях сильных матриархальных пережитков» [42], которые Е. М. Мелетинский осмысливает на фоне фактов сарматской гинекократии. И напрасно авторы весьма строгой рецензии попытались упрекнуть Е. М. Мелетинского в том, что он настойчиво ищет черты матриархата в некоторых эпических образах нартов, подчеркивая при этом развитие «матриархальных» тенденций в «сармато-меотском обществе» [43]. Дополнительным аргументом в пользу сказанного может быть и то, что у савро-мато-сарматов воительницами являются только девушки («девушка не выходит замуж, пока не убьет врага»,— сообщает Геродот [44]; «их женщины ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трех неприятелей... та, которая выйдет замуж, перестает ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход», — подтверждает Гиппократ) [45], что четко отражено и в нартском эпосе осетин «Д?ргъ?фс?ры чызг сыхы чызджыт?н» [46]. То же видим и в сказании об Ацамазе и деве-наезднице Наширан, носившей мужскую одежду и участвовавшей в нартских набегах [47].

Здесь важно подчеркнуть, что показанная выше связь амазонских сюжетов нартского эпоса с социальным институтом гинекократии савромато-сарматов указывает на весьма вероятные генетические связи осетин именно с савромато-сарматским кругом древнеиранских племен. Вместе с тем снимается как ошибочный вывод В. Ф. Миллера о том, что «в нартских осетинских сказаниях не сохранилось намеков на воинственных дев, быть может, вследствие мусульманского влияния» [48].

НАРТСКИЕ АМАЗОНКИ И САРМАТСКИЙ «МАТРИАРХАТ» (часть 2)

Перейдем к рассмотрению второго сюжета — о локализации легендарных амазонок. Как уже говорилось, древние авторы помещают их либо в Малой Азии на реке Териодонт, либо на Кавказе. Поскольку нас интересует Кавказ, не будем останавливаться на событиях, связанных с амазонками на р. Териодонт и обратимся к основному источнику, повествующему об амазон-ках на Кавказе — Страбону (I в. до н. э.— I в. н. э.). Страбон сообщает следующее: «Как говорят, в горах над Албанией обитают амазонки. Феофан, который сопровождал Помпея в походе и посетил страну албанцев, рассказывает, что скифские племена гелов и легов живут между амазонками и албанцами и что в этой стране протекает река Мериадалида посредине между этими племенами и амазонками. Другие писатели, тоже прекрасно знакомые с этими местами (среди них Метродор Скеп-сийский и Гипсикрат), утверждают, однако, что амазонки живут в соседстве с гаргарейцами в северных предгорьях тех частей Кавказских гор, которые называются Керавнийскими». Далее следует описание хозяйства, вооружения и быта амазонок, после чего Страбон дает характеристику реки Мериода: «Река Мермода, с шумом низвергающаяся с гор, протекает через страну амазонок, Сиракену и через всю лежащую между ними пустыню и впадает в Меотиду». Здесь же добросовестный «отец географии» высказывает свои сомнения в достоверности сказаний об амазонках: «Что же касается амазонок, то о них всегда — и раньше и теперь — были в ходу одни и те же сказания, сплошь чудесные и невероятные. Кто, например, поверит, что когда-нибудь войско, город или племя могло состоять из одних женщин без мужчин?» [49]

Опасения Страбона понятны, и, как мы видели выше, речь может идти лишь об активном участии женщин-наездниц в военных мероприятиях вместе с мужчинами и о специфическом положении женщин в савромато-сарматском обществе, расцвеченном народной фантазией уже в древности. Рассмотрим локализацию амазонок на Кавказе по Страбону.

Совершенно очевидно, что Страбон излагает две различные версии — версию Феофана и версию Метродора и Гипсикрата. Согласно версии Феофана, сопровождавшего римского полководца Помпея, совершившего поход в Закавказье и Кавказскую Албанию в 66—65 гг. до н. э. [50], «скифские» племена гелов и легов живут между албанцами и амазонками. Как известно, территория Кавказской Албании простиралась к северу от рек Куры и Аракса и включала в себя часть современного Азербайджана и Дагестана [51]. «Скифские» племена гелов и легов — горские племена, этнически отличавшиеся от удинов и албанов, гелы жили не только севернее албанов, но и в Гиляне [52], леги отождествляются с современными лезгинами [53] (разумеется, это не скифы в научном понимании этого термина). Таким образом, согласно версии Феофана, амазонки обитают к северу от гелов и легов, т. е. в северных районах Дагестана и прилегающей территории (к этому Страбон добавляет, что, «как говорят», амазонки обитают в горах над Албанией, т. е. в восточных отрогах Кавказских гор). Далее, по версии Феофана, следует весьма важная деталь: племена гелов и легов отделяет от амазонок река Мермадалида.

Согласно версии Метродора и Гипсикрата, амазонки живут в соседстве с гаргарейцами, в северных предгорьях Кавказских или «Керавнийских» гор.

Кто такие гаргарейцы?

В древности на Кавказе были две этнические группы, связанные с этнонимом «гаргар». Одна из них, именовавшаяся «гаргар», обитала в бассейне р. Гаргар-чай в Азербайджане и входила в состав Кавказской Албании [54], центром этой области был город Партав [55]. По мнению С. В. Юшкова, с которым солидарна К. В. Тревер, гаргары были самым значительным албанским племенем [56]. Вторую этническую группу мы застаем на северных склонах Кавказа, это западно-вайнахские племена, объединенные общим самоназванием галгай [57]. Не останавливаясь на старой историографии вопроса, изложенной Н. Г. Волковой, укажем, что в новейшей литературе Е. И. Крупновым поставлен вопрос о тождестве древних гаргареев Албании с галгаями [58]. Однако точка зрения Е. И. Крупнова встретила обоснованные возражения некоторых исследователей, посчитавших эту гипотезу «преждевременной» [59]. Страбоновские гаргарейцы— не албанские гаргары, а отдельная, локализуемая на Северо-Восточном Кавказе этническая группа вайнахо-дагестанского древнего этнического массива, в языковом отношении, вероятно, близкая албанскому племени гаргаров [60]. Я склонен согласиться с этим мнением.

Действительно, текст Страбона не оставляет ни малейших сомнений в том, что гаргарейцы локализуются на Северном Кавказе, ибо они помещены «в северных предгорьях тех частей Кавказских гор, которые называются «Керавнийскнми». Керав-нийские или Керавнские горы — это действительно Кавказский хребет; [61] более того, в другом пассаже Страбон недвусмысленно указывает, что Керавнийскнми горами называются те части Кавказского хребта, которые прилегают к Каспийскому морю [62], т. е. горы Северо-Восточного Кавказа. Как видим, по версии Метродора и Гипсикрата, амазонки должны быть помещены в непосредственном соседстве с древневайнахскими племенами гаргареев [63].

Этим наши возможности исторической интерпретации текст-та Страбона не ограничиваются. Обратим внимание на реку Мермадалид или Мермода, текущую через страну амазонок и отделяющую амазонок от гелов и легов. Начало она, по Стра-бону, берет в горах, затем следует по стране амазонок, Сираке-не и, пересекая «пустыню», впадает в Меотиду (Азовское море — В. К.). Не касаясь до сих пор неясного вопроса о местоположении Сиракены (страны Сираков.— В. К.) , рассмотрим вопрос об идентификации реки Мермода Страбона с одним из водных потоков Северного Кавказа. Судя по тому, что Мермода вытекает с Кавказских гор и впадает в Меотиду, это могла бы быть река Кубань. Однако совершенно очевидно, что в описании Страбона допущена неточность: Кубань не могла отделять страну амазонок от гелов и легов, живущих рядом с албанами. Следовательно, мы вправе устранить эту ошибку Страбона и считать, что река Мермода должна была протекать через территорию Северо-Восточного Кавказа. Только такая локализация будет соответствовать контексту источника. Интересующим нас вопросом занимался К. Алиев, попытавшийся отождествить реки, упоминаемые Страбоном, Плинием и Птоломеем, с реками Северного Кавказа — Дагестана. По мнению К. Алиева, древний Удон — Терек, древняя Алонта — Сулак, древняя Мермода (Мермадаль) — Самур [64]. Я не могу присоединиться к выводам К. Алиева и считать их верными, ибо они неубедительны. Старое, установившееся в литературе отождествление Удона с Кумой, Алонты с Тереком [65], более обоснованно и достоверно. Особенно невероятным представляется отождествление Мермода с Самуром, текущим по границе Азербайджана и Дагестана — текст Страбона явственно указывает на Северный Кавказ и не дает права для столь произвольного обращения с ним.

Местоположение реки Меремедик (выкопировка
из карты Грузии, приложенной к книге Ю. Клапрота).

В новейшей кавказоведческой литературе Мермода Страбона сопоставляется с наиболее крупной рекой восточной части Северного Кавказа — Тереком. Данной идентификации придерживался Е. И. Крупнов, ее отстаивает В. Б. Виноградов [66]. Не излагая здесь системы аргументов, особенно детально разработанной В. Б. Виноградовым, отметим, что эта локализация Мермода нам кажется правильной. Однако какими бы интересными и остроумными ни были бы косвенные аргументы, отсутствие аргументов прямых нередко дает возможность появления иных толкований — подобных примеров в истории науки множество. Мы же имеем в своем распоряжении и прямые аргументы, оставшиеся неизвестными названным исследователям.

Еще в XVIII в. на Северном Кавказе существовала река, носящая ныне забытое название Мермедика. Кажется, впервые она появилась на рукописной «Карте малой Кабарды и Осетии с особливым описанием», хранящейся в Центральном гос. архиве древних актов и относящейся к концу 60-х годов XVIII в. [67 ]Здесь она впадает в р. Фиагдон с востока. Несколько позже ее же упоминает П. С. Паллас, прямо поставивший интересующую нас Мермедику в связь с Мермодом Страбона [68]. Заключение П. С. Палласа разделил Ю. Клапрот, также указавший на связь названия Мермедика со страбоновым Мермодас [69]. Представление о местоположении реки Мермедик дает карта, приложенная к французскому изданию труда Ю. Клапрота, Меремедик (таково написание на карте) с востока впадает в р. Фиагдон и протекает по долине между реками Фиагдон и Гизельдон [70].

Наконец документальное свидетельство о «ручье Марморлык» находим у офицера русской армии Л. Л. Штедера, ездившего по Северному Кавказу в 1781 г. В своем дневнике Штедер пишет: «Они (кабардинцы.— В. К.), опасаясь мести за убийство различных князей своих восточных соседей, переселились с Эндерипса южнее, к узкому дефиле, где они заняли равнину между Сунжей и Кумбелеем. 50 лет назад они переселились западнее, под горы, на ручей Марморлык» [71]. Интересующий нас фрагмент был издан А. Н. Генко, по мнению которого ручей Марморлык «отсутствует на известных нам картах» [72]. Поскольку тождество реки Меремедик и ручья Марморлык не вызывает сомнений (что подтверждается и топографией ручья, по Штедеру, действительно находящегося к юго-западу от Кумбелея — Камбилеевки), заключение А. Н. Генко можно считать ошибочным.

На названных выше старинных картах местоположение р. Меремедик идентично — это восточный приток р. Фиагдон. Между Фиагдоном и Меремедиком в XVIII в. находились известное по документам осетинское подворье и кабардинские Барукины кабаки [73]. На местности р. Меремедик соответствует современной р. Майрамадаг со стоящим на ней одноименным селением. Это не река, а скорее ручей, наполняющийся водой во время дождей и почти пересыхающий летом (впрочем, в древности, когда предгорная равнина была покрыта густым лесом, могло быть иначе). Меремедик — Майрамадаг настолько незначителен, что осведомленность о нем Страбона и его информаторов не может не вызывать сомнения. Объяснение этому феномену, вероятно, следует искать в известных науке фактах реликтового сохранения древних гидронимов в названиях мелких притоков и т. п., входящих в бассейн крупной реки, некогда связанной с забытым гидронимом. «Реальное значение топонима (т. е. его соотнесенность с определенным географическим объектом), как и значение любого другого слова, не остается вечно неизменным»,— пишет В. А. Никонов [74]. В качестве примера укажем иранское название Терека «Армна» [75], удержавшееся до нашего времени в названии одного из небольших верхних притоков Терека Арм-хи («хи» — ингуш. — вода) и иранское название Кубани Сагдан [76], сохранившееся за верховьями притока Кубани Большой Лабы (долина Загедан). Думается, что и в названии небольшой речушки Меремедик мы можем видеть подобный реликт, доживший до XVIII в. и указывающий на то, что Мермодом во времена Страбона называлась, конечно, более крупная река.

Таких рек две — Фиагдон и Терек. Разумеется, предпочтение должно быть отдано Тереку как основной водной артерии Центрального Северо-Восточного Кавказа, которая не могла выпасть из поля зрения античной географии. Если даже Мермодом именовался современный Фиагдон, это не меняет существа дела, ибо при далеко не совершенном уровне географических знаний греков о Северном Кавказе Фиагдон легко мог быть принят за истоки Терека.

Кажется, мы вправе считать, что в отождествлении страбо-новой реки Мермода с современным Тереком больше серьезных сомнений нет, ибо вряд ли можно говорить о случайном созвучии названий Мермода и Меремедик.

Итак, «страна амазонок» должна быть локализована не в Азербайджане, как предлагает С. Т. Еремян [77], а в районах Северного Кавказа, орошаемых Тереком и его притоками. В переводе на современную карту это должно соответствовать равнинной части Северной Осетии, Чечено-Ингушетии и северного Дагестана, возможно и Кабардино-Балкарии. К северу страна амазонок простиралась до реки Ра — Волги [78].

Подчеркнем еще раз, что, говоря об амазонках и их стране, мы имеем в виду савромато-сарматские ираноязычные племена с их своеобразным общественным положением женщины-воительницы и жрицы, породившим фантастические легенды у окружающих народов. Только в таком аспекте и следует понимать употребляемый нами термин «амазонки».

Поскольку упомянутый социальный институт был присущ савромато-сарматским племенам, мы должны в самой краткой форме коснуться и вопроса о проникновении савромато-сарматских племен на Северный Кавказ вообще и особенно на его северо-восточную часть. Интересующий нас вопрос рассматривался Е. И. Крупновым, отметившим, что савроматская культура Нижнего Поволжья и Предкавказья «имеет очень много общих черт» [79] и что савроматские или ранне-сарматские племена, упоминаемые Страбоном, нужно локализовать в степных районах центрального Предкавказья от Маныча и южнее [80], что полностью соответствует нашим выводам о локализации амазонок. Анализируя обширный археологический материал из Нестеровского и Лугового могильников VI—V вв. до н. э. в Чечено-Ингушетии, Е. И. Крупнов видел в них четко выраженную савроматскую культурную струю [81]. Проникновение савроматов на Северо-Восточный Кавказ шло через степные районы северо-западного Прикаспия: в степях и песках между Кумой и Тереком в 1946—1952 гг. был собран огромный подъемный археологический материал, неотличимый от савроматских эталонов [82]. В 1955 г. в кургане у с. Ачнкулак открыты савроматские погребения [83], а несколько позже В. И. Марковиным у чеченского с. Гойты исследована группа савроматских курганов V в. до н. э., причем один из них (курган № 4) содержал богатое центральное женское захоронение, сопровождавшееся погребением рабыни и коня [84]. Можно полагать, что это женщина-воительница [85], очень близко напоминающая легендарных амазонок. Не будем далее останавливаться на перечислении аналогичных археологических фактов, демонстрирующих проникновение савроматов и их культуры в Предкавказье во второй половине I тыс. до н. э.— они обобщены в только что названной статье В. Б. Виноградова. Все эти факты рисуют не только картину продвижения савроматов на Кавказ, но и картину довольно глубоких и интересных савромато-кавказских связей.

Подведем итоги. Рассмотрев письменные исторические источники и соответствующие археологические материалы, мы можем сказать, что в соответствии с современным уровнем научных знаний амазонские мотивы нартского эпоса осетин представляются нам сюжетами, отражающими исторически реальный быт и общественный строй ираноязычных савромато-сарматских племен середины — второй половины I тыс. до н. э. Тем самым мы отмечаем как вклад древних ираноязычных племен в формирование и развитие нартского зпоса, так и савромато-сарматские этнические связи современного осетинского народа, донесшего до наших дней в своем замечательном фольклоре казалось бы невероятно архаические пласты. Очевидно, указанная выше дата — середина и вторая половина I тыс. до н. э.— определяет и возможное время оформления амазонских сюжетов эпоса. Для эпохи раннего средневековья это исключено — в аланский период женщины в войнах не участвуют [86]. Как видно из данной и предшествующих глав, формирование нартского эпоса на Кавказе шло сложными путями контаминации различных по происхождению сюжетов, причем в I тыс. до н. э. этот творческий процесс был уже достаточно активным.

В. А. КУЗНЕЦОВ

Глава III из книги "НАРТСКИЙ ЭПОС И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ ОСЕТИНСКОГО НАРОДА"

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ИР» ОРДЖОНИКИДЗЕ • 1980

________________________

[1] Нарты. Эпос осетинского народа. М, 1957, с. 39—40.

[2] Туганов М. С. Новое в нартовском эпосе.— ИЮОНИИ, вып. I (V). Сталинир, 1946, с. 185.

[3] Мелетинский Е. М. дает более осторожную оценку записям Андиева Б. Ф., считая их индивидуальной поэтической обработкой народного эпоса. (Мелетинский Е. М. Место нартских сказаний в истории эпоса, с. 43, прим. I). Тем не менее, тексты Андиева включены в упомянутое сводное издание 1957 г. под редакцией Абаева В. И. Нас прежде всего интересует сюжетное содержание записей Андиева, в некоторой степени контролируемых черкесскими и карачаевскими преданиями об амазонках-еммеч.

[4] Нарты. Эпос осетинского народа, с. 40.

[5] Туганов М. С. Указ. соч., с. 173.

[6] Нарты. Эпос осетинского народа, с. 45; Туганов М. С. Указ. соч.. с. 184.

[7] Нарты. Эпос осетинского народа, с. 169.

[8] Туганов М. С. Указ. соч., с. 184.

[9] Туганов М. С. Указ. соч., Калоев Б. А. Мотив амазонок в осетинском нартовском эпосе, с. 45—51; М а м и е в а Н. Сатана в осетинском нартском эпосе, 149—151.

[10] Туганов М. С. Указ соч., с. 185.

[11] Геродот. История, с. 192. В комментариях Мищенко Ф. Г. Кремны помещены недалеко от Ногайска. (Геродот. История в девяти книгах. Перев. Мищенко Ф. Г., т. I. M., 1888, с. 485), что соответствует соврем. Приморскому близ Обиточного залива Азовского моря. Той же локализации придерживался Латышев В. В. в его комментариях к Птоломею (см. ВДИ, 1948, № 2, с. 461, прим. 8).

[12] Геродот. История, с. 215.

[13] Там же, с. 216.

[14] Абаев В. И. Нартовский эпос, с. 36.

[15] Миллер В. Ф. Осетинские этюды, ч. III. M., 1887, с. 87.

[16] Услар П. К- Древнейшие сказания о Кавказе.— ССКГ, вып. X. Тифлис, 1881, с. 515—516.

[17] История Кабардино-Балкарской АССР с древнейших времен до наших дней, т. I. М., 1967, карта между с. 196—197.

[18] Дрягин Н. М. Анализ нескольких карачаевских сказаний о борьбе мартов с еммеч в свете яфетической теории. — Яфетический сборник, VI. Л., 1930, с. 18—34. Фольклорное имя Бургун отложилось в топонимике, так, Рим-гора имела другое название «Бургусант», а развалины золотоордынского города на р. Куме Маджары в некоторых случаях именовались «Бургун-Маджары».

[19] Тренченн Вальдапфель Имре. Мифология. М, 1959, с. 43.

[20] Косвен М. О. Амазонки. История легенды.— СЭ, 1947, № 3, с. 25.

[21] Ламберти. Описание Колхиды или Мингрелии.— ЗООИД, т. X. Одесса, 1877, с. 182—224; Ламберти Арканджело. Описание Колхиды, называемой теперь Мннгрелией. Перев. К. Ф. Ган.— СМОМПК, вып. XL1II. Тифлис, 1913, с. 190—192.

[22] Косвен М. О. Указ. соч.— СЭ, 1947, К» 2—3.

[23] Геродот. История, с. 216; Гиппократ. О воздухе, водах и местностях.ВДИ, 1947, № 2, с. 295.

[24] ВДИ, 1947, I, с. 282; прим. 7 (комментарий Латышева В. В.).

[25] Косвен М. О. Указ. соч., СЭ, 1947, № 2, с. 37.

[26] Граков Б. Н. Пережитки матриархата у сарматов.—ВДИ, 1947, № 3, с. 100—121.

[27] Граков Б. Н. Указ. соч., с. 101. [2]« Там же, с. 119.

[29] Там же.

[30] Синицын И. В. Археологические исследования Заволжского отряда (1951 — 1953 гг.).— МИД СССР Лг 60. М., 1959, с. 198: Виноградов В. Б.

Сарматы Северо-Восточного Кавказа. Грозный, 1963, с. 96, прим. 111 (полемика с Шиловым В. П); Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М., 1964, с. 200, ел.

[31] Ш и лов В. П. Калиповскии курганный могильник.— МИА СССР Л° 60. М., 1959, с. 430—432; Смирнов А. П. Скифы. М., 1966, с. 85—86; его же; К вопросу о матриархате у сарматов.— Сб. Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 188—190.

[32] С м и р и о в К. Ф. Указ. соч., с. 201, 204.

[33] Там же, с. 205.

[34] Хазанов Л. М. Материнский род у сарматов.— ВДИ, 1970, № 2, с. 138—148.

[35] Там же, с. 141.

[36] Хазанов А. М. Указ. соч., с. 146—147; Косвен М. О. Переход от матриархата к патриархату.— Родовое общество. Этнографические материалы и исследования. М., 1951, с. 67—94.

[37] X а з а н о в А. М. Указ. соч., с. 148.

[38]Х а з а н о в А. М. Очерки военного дела сарматов, М., 1971, с. 67.

[39] Смирнов К. Ф- Сарматы на Илеке. М, 1975, с. 154.

[40] Там же, с. 173.

[41] Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса, с. 159—162.

[42] Там же, с. 162.

[43] Д а л г а т У. Б., К и Д а й ш-П о к р о в с к а я Н. В., П у х о в И. В. В плену предвзятой схемы.—СЭ, 1965, №5, с. ПО. Указанная рецензия на книгу Мелетинского Е. М. не получила признания специалистов (см. статьи Вирсаладзе Е. Б. и Котляр Е. С. в СЭ, 1966, № 2 и итоги дискуссии в СЭ, 1966, № 6, с. 43—46).

[44] Геродот. История, с. 216.

[45] Гиппократ. О воздухе, водах и местностях, с. 295.

[46] Нарт?. Цхинвали, 1975, с. 33.

[47] Ирон ад?мы сф?лдыстад, т. I. Орджоникидзе, 1961, с. 279—281; Б я з ы-р о в А. X. Указатель циклов и сюжетов осетинских нартских сказаний и песен.— ИЮОНИИ, вып. XVII. Цхинвали, 1971, с. 65. На историческую достоверность этих сведений указывает тот факт, что в 15 женских погребениях с оружием, обнаруженных в скифских степных курганах IV в. до н. э., антропологически засвидетельствован молодой возраст погребенных. По мнению Ильинской В. А., в данном случае имели место браки скифов с сарматскими девушками. См. ее: Скифские курганы около Борисполя.— СА, 1966, № 3, с 169—170.

[48] Миллер В. Ф. Указ. соч., с. 91.

                                            **************************************************************************************

с сайта: http://liberea.gerodot.ru/a_hist/amazon03.htm

Фиалко Е.Е.
Скифские амазонки по письменным и археологическим источникам

"Боспорский феномен". 2005. С. 242-247.

"Рати легких амазонок.
Дев, бестрепетных в бою..."
Эсхил. Прикованный Прометей.

Амазонки, как историческое явление, вызывают двойственную реакцию. С одной стороны - неугасающий интерес. Вряд ли можно отыскать другой такой феномен, с равным постоянством будоражащий человеческий ум и воображение. Ведь только литературная история легенды об амазонках насчитывает около 25 столетий. Предания об амазонках представлены как в фольклорной традиции многих народов, так и в географической, исторической и даже художественной литературе. С другой стороны - откровенный скепсис и недоверие. Посвященные амазонкам материалы достаточно обширны и разнообразны. Но главным в них, начиная со времен античности, и по сей день остается вопрос: реально ли существовали амазонки либо в виде самостоятельного и независимого "народа женщин", либо в виде народа, у которого женщины играли главенствующую, а мужчины - второстепенную роль. Сколько существует этот вопрос, столько же бытуют и два варианта ответа на него. Раскопочный бум второй половины XX столетия охватил и территории юга Украины, заселенной некогда древними номадами - киммерийцами, скифами, сарматами. В результате были получены ценнейшие материалы, что, в свою очередь, дало возможность вновь обратиться к решению проблемы амазонства, но теперь уже не теоретически, а скорее практически. Стало очевидным, что в среде кочевников действительно существовали женщины, которые подобно мужчинам, а, возможно, и наравне с ними носили оружие и принимали участие в военных столкновениях, и потому были погребены, как и мужчины-воины.

Информацию о скифских амазонках содержат источники двух видов - письменные и археологические. Естественно, они не равноценны и по значимости, и по "удельному весу". Но для нас важно, даже делая поправку на временное их расхождение, насколько эти источники соответствуют друг другу.

1. Нарративные источники. Об амазонках писали многие древние авторы - Геродот, Гиппократ, Лисий, Палефат, Страбон, Диодор Сицилийский, Помпей Трог, Плутарх и многие другие. Пересказывать каждого из них вряд ли стоит, тем более что некоторые сообщения повторяются в очевидно позаимствованном виде. Из описаний мы выберем наиболее интересную для нас информацию.

Кто такие амазонки? Суть этого исторического явления античная литературная традиция передает в двух вариантах: 1. наиболее часто упоминаются представительницы воинственного племени - равные мужчинам, принимающие активное участие в военных походах, но до определенного времени - до замужества; 2. реже речь идет о царстве женщин-мужеубийц, где мужчин либо нет вовсе, либо они занимают подчиненное положение и используются лишь для продолжения рода. Амазонки - дочери бога войны Ареса и наяды Гармонии (Apoll. Rod. II, 990; Philostr. III), которые поклонялись Аресу - богу войны и Артемиде - богине охоты (Diod. II, 46). За счет добычи от своих походов царицы амазонок воздвигали храмы этим богам. Кроме того, они поклонялись Зевсу, Посейдону и Гефесту (Callisth. III, 25).

Происхождение и появление в Скифии. 1. Обитали амазонки, как сообщают несколько авторов, на северо-востоке Малой Азии (между городами Синопа и Трапезунт), в Каппадокии, на берегах речки Фермодонт у города Фемискира. 2. После битвы с греками корабли с плененными амазонками прибило к берегу Меотийского озера, у гавани Кремны - земле скифов. Сойдя на берег, амазонки отправились вглубь страны, захватили табун коней и стали грабить скифские земли. Через какое-то время они, наконец, стали лагерем. Сначала скифы принимали их за мужчин (Eust. Epiph. 653). А по прошествии некоторого времени, после сближения с молодыми скифами, они вместе ушли за Танаис, где стали называться савроматами (Herod. IV, 110-116).

Образ жизни и обычаи. Амазонки "ездят верхом, стреляют из луков и мечут дротики, сидя на конях" (Нр., 24). Девочек с рождения "...приучали не к безделию или обработке шерсти, а к оружию, лошадям и охоте..." (Trog. I, 4, 10 - 11). Не обученные женским работам (Herod. IV, 114), они "...занимаются теми же делами, что и мужчины, не освобождаются от военной службы. Мужчины служат в пехоте и в сражении мечут стрелы, а женщины вступают в конные стычки и сражаются не железным оружием, а накидывают на врагов арканы и умерщвляют их затягиванием" (Mela I, 19, 114). Большую часть года девушки исполняют все работы сами - пашут, сеют, занимаются садоводством, ухаживают за своими стадами, в особенности, за лошадьми. Самые сильные из них, по утверждению Страбона, "занимаются главным образом охотой на лошадях и военными упражнениями" (Strab.). Часть описаний носит двойственный характер. В рассказе о скифах Помпей Трог, очевидно, имея в виду амазонок, писал, что "...доблестями мужей они прославились не более, чем женщин: в самом деле, сами они были родоначальниками парфян и бактрийцев, а жены их основали царство амазонок, так что, если разбирать подвиги мужчин и женщин, то останется неизвестным, который пол был у них славнее" (Trog. II, 1,2 - 4). Близкую, но еще менее ясную, информацию оставил и Николай Дамасский: "...У них женщины не менее воинственны, чем мужчины, и в случае надобности воюют вместе с ними. И поэтому амазонки чрезвычайно мужественны, так что некогда дошли походом до Афин и Киликии, так как жили рядом с этими млекоедами близ Меотийского озера..." (Nic. Dam. 3). Не безынтересен и еще один пассаж Помпея Трога. После смерти мужей "...Жены их, видя, что к изгнанию прибавилось сиротство, сами взялись за оружие и стали защищать свои владения сначала оборонительными войнами, а потом наступательными. ...Представляя единственный в своем роде для всех веков пример, они решились править государством без мужчин и даже с презрением к ним..." (Trog. II, 4).

Паноплия. Вооружены они луком со стрелами, топором, дротиком и копьем. Кроме того, как рассказывал Помпоний Мела, амазонки и в бою, и на охоте ловко управляются арканом. Из защитного вооружения упоминаются только небольшие легкие щиты в форме полумесяца.

Облик и одежда. Александр Македонский в письме матери писал, что "...амазониды, значительно превосходящие ростом прочих женщин, отличающиеся красотою и здоровьем, ... сообразительностью и остроумием..." (Callisth.III, 27). А Диодор Сицилийский отмечал отличную силу, ум, военные таланты и красоту этих женщин (Diod. II, 44, 45; XVII, 77, 2). Несколько противоречива информация относительно одежды воинственных дев. Так, по Геродоту, амазонки носили мужскую одежду (Herod. IV, 116), при этом она была цветной (Callisth. III, 27). Из шкур диких зверей они изготовляли себе шлемы, плащи и пояса (Strab. V, 1). У Евсевия Иеронима, в отличие от предыдущих авторов, амазонки "...с выставленной на показ грудью и голыми руками и коленами, вызывающие на состязание сладострастия идущих против них мужчин" (Hier. II, 37). А Палефат в книге "О невероятном" утверждает, что они "...носили хитоны до пят, а на головах - митры..." (Palaeph. XXXII).

Замужество. Замуж девушки могли выйти, как сообщает большинство древних авторов, только после того, как убьют трех врагов. Некоторые так и доживают до старости в девичестве, потому что не смогли выполнить этого требования. А, выйдя замуж, амазонка по сведениям Гиппократа "перестает ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход".

2. Археологические источники. К числу этих источников отнесены погребальные комплексы и произведения античного искусства. В сравнении с предыдущим, этот вид источников более скуп и отрывочен. Накопившиеся в последние годы археологические материалы свидетельствуют о том, что в скифское время погребения женщин с оружием достаточно широко распространены по всей территории юга Восточной Европы.

Кто такие амазонки? По отношению к общему числу скифских погребений с оружием могилы женщин-воительниц составляют четвертую часть (Бунятян. 1982). А это значит, что каждым четвертым воином у скифов Северного Причерноморья была женщина. Археологические источники молчат о том, каким кумирам поклонялись амазонки. Но свидетельствуют о социальном расслоении (в письменных источниках упоминались только царицы). Об этом говорят различия в размерах погребальных сооружений и ассортименте сопутствующего инвентаря. В большинстве же это были представительницы так называемого среднего сословия (Фиалко. 1991).

Происхождение и появление в Скифии.

1. Что касается первоначального обитания амазонок, то считается, что город Фемискира находился в Малой Азии, при устье речки Фермодонт (или Термодонт по другим источникам), которая отождествляется с речкой Терме-Чай, впадающей в Черное море.

2. Территориально могилы вооруженных женщин V - середины IV в. до н.э. в Понтийских степях распадаются на три основных скопления. Значительная их часть сосредоточена в северо-западном Приазовье - в низовьях реки Молочной (недалеко от гавани Кремны); небольшая группа локализуется в левобережье Нижнего Днепра; а наибольшее скопление концентрируется вдоль правого берега Днепра, на участке от нижней кромки порогов до устья реки Базавлук (Фиалко. 1991, рис. 7).

Много погребений вооруженных женщин этого периода известно и в Подонье (Смирнов. 1964; Мирошина. 1990).

Паноплия. Ассортимент оружия ограничен. Практически каждая амазонка имела лук с набором стрел, кроме того, у многих было копье или дротик (или то и другое вместе). Железные мечи встречены только в трех могилах. Не было у них и защитного доспеха, равно как и боевых поясов. Такой набор оружия и отсутствие защитного облачения, скорее всего, свидетельствуют о том, что женщины принимали участие в легко вооруженных отрядах кавалерии. В то же время, ни разу вооруженную женщину не похоронили вместе с боевым конем. И только в одном погребении найдены металлические детали конской уздечки.

Облик и одежда. Антропологические исследования не дали каких-либо сведений о росте и физической силе амазонок. Антропологический тип их не отличен от остального населения Скифии, никак не выделялся и обряд захоронения. Об облике амазонок позволяют судить произведения античного искусства. Изображенные в камне - в статуях или на барельефах храмов - амазонки, как правило, молоды, с развевающимися длинными волосами либо в легких шлемах, в коротких полупрозрачных одеяниях греческого типа. В вазовой живописи они ближе персонажам Геродота, одетым в мужской "персидский" костюм. Как правило, это юная дева в мужском наряде - одежда (кафтан и узкие штаны с лампасами) облегает стройную фигуру; ступни ног либо босые, либо в мягких коротких сапожках (скификах); на голове мягкая шапочка в форме колпака, иногда со свисающими сзади и по обеим сторонам защитными "клапанами". И всегда с оружием - либо это лук и колчан со стрелами, либо копье или дротик. Часто присутствует на рисунках и щит, обычно овальной формы. Чаще встречаются изображения сражающихся амазонок, как в конном, так и в пешем бою. Но достаточно много и статичных изображений вооруженных дев рядом с конем или грифоном, а иногда и просто их голов.

Замужество. Вооруженные женщины не составляли единой возрастной группы - их возраст колебался от 16 до 60 лет. Но все же половина из них - молодые женщины 25-35 лет. Захоронения практически всегда были одиночными. Лишь в четырех могилах рядом с молодой женщиной был похоронен грудной ребенок. При этом десятая часть погребенных женщин с оружием - шестидесятилетние (для скифской эпохи это более чем преклонный возраст) и, судя по наличию оружия, незамужние. Возможно, подобная ситуация отражала относительно спокойный период скифской истории, во время которого не представлялось возможности проявить себя в бою и убить врага.

Вряд ли можно говорить о том, что в Северном Причерноморье существовала страна амазонок. Археологические источники не дают представления о непримиримых мужеубийцах. Однако, при сопоставлении описаний античных авторов с археологическими материалами вполне очевиден ряд совпадений. Письменные источники освещают ранний период скифской истории, археологические дают представление о времени расцвета Скифии. Несмотря на это, они в значительной степени взаимно дополняются и корректируются. В поисках ответа на вопрос о реальности существования института амазонок у скифов археологические источники пусть не прямо, но подтверждают в определенной степени более раннюю письменную традицию.